– Сколько у него человек?
– Сейчас трое. Братья Вивальди и Джо Рикко.
Две или три минуты я внимательно изучал карту, а затем попросил его описать мне местность словами. Еще в Конго я научился запоминать описания, поэтому ничего не записывал.
Когда он ответил на мои вопросы, я кивнул ему и сложил карту.
– Могу взять ее?
– Конечно. Но у вас ничего не выйдет, вы не поняли?
– Наоборот, – улыбнулся я. – Теперь чувствую себя намного увереннее, чем раньше. А сейчас пойду пройдусь. Хочу осмотреть округу. Еще увидимся.
Я остановился у двери на улицу, слегка ослепленный светом, и надел солнечные очки. Роза сидела за деревянным столиком возле машины, поднос с кофе стоял перед ней. Она была не одна. Два типичных представителя местной молодежи с грубыми, отупевшими от крестьянского труда лицами торчали возле нее, полуоблокотившись о столик. Их одежда представляла собой залатанные и засаленные салопы, видимо бывшие когда-то костюмами, на их головах красовались суконные шляпы, которые в цивилизованном мире обычно носят люди старшего возраста.
Роза держалась очень прямо, курила сигарету и демонстративно отворачивалась от них. Один из парней сказал ей что-то, я не мог расслышать, что именно, и остаток кофе из чашки полетел ему в лицо.
Мужчина на Сицилии считает, что женщина существует, для того, чтобы удовлетворять, его потребности. Быть публично отвергнутым – немыслимое оскорбление. Несколько глазеющих мальчишек начали хихикать, и парень в бешенстве потянулся через стол, рывком притянул Розу и замахнулся для удара.
Тут я схватил его за плечо и развернул лицом к себе. Несколько мгновений мы стояли, рассматривая друг друга, пока я не нанес ему удар левой в скулу, после чего выражение его лица стало постепенно меняться. Я не произнес ни слова. Он поднес руку к щеке; его друг подошел и дернул его за рукав. Они отступили с побелевшими лицами, затем повернулись и поспешили прочь.
Роза подошла ко мне, поправляя свой пиджак.
– Что бы вы делали, если бы они вместе набросились на вас? Стреляли бы в них?
– Но они этого не сделали, – возразил я.
– Конечно, они же знают, что с мафией лучше не связываться.
– Но откуда они могли знать, что связываются с ней?
– Не стоит кокетничать, мистер Вайет. Вы давно не смотрели в зеркало? У вас на лице большими буквами написано «мафиози». Агрессивность, самоуверенность, высокомерие. Вы почему-то даже ничего не сказали этому несчастному созданию? Вот что самое унизительное.
– Для вас или для него? – Она замахнулась, чтобы дать мне пощечину, но я отвел ее руку. – Бедняжка Роза. Она носит нейлоновое белье и платья из Парижа и Лондона, но ее гложет чувство вины за свое благополучие. Почему? Ее братья и сестры все еще живут в таком же вот свинарнике.
– Похоже, – кивнула она. – Вы очень умны, мистер Вайет, не так ли?
– Стаси, – поправил я. – Зови меня Стаси. А сейчас давай пойдем погуляем.
Выйдя из деревни, мы очутились на живописном склоне, который вывел нас на гребень близлежащей горы. За ним вдали виднелась полоска леса; выше скала обнажалась и завершалась каменным пиком, дрожащим в дымке нагретого воздуха.
Я захватил с собой бинокль из машины и, развернув на земле карту, которую дал мне Серда, стал тщательно сверяться с местностью.
– Операция возможна? – спросила она, когда "я сложил карту и убрал бинокль в футляр.
– Думаю, да.
– Но ты не собираешься рассказать мне, каким образом вы провернете дело?
– По-моему, ты приехала сюда на прогулку.
Она стукнула меня кулачком в плечо.
– А по-моему, ты можешь вывести из себя кого угодно.
– Ну ладно, – пошел я на мировую. – Давай забудем обо всем, кроме того, что здесь хорошо. Будем вести себя как беззаботные влюбленные, доверяя друг другу восхитительные мечты.
Она весело рассмеялась, запрокинув голову, и, когда я взял ее за руку, не отдернула ее.
Склон был весь усеян желтыми головками одуванчиков с вкраплением васильков, бархатистых офрисов и серебряно-голубых горчавок. Примерно с час мы бродили, а потом расположились в ложбине, прогретой солнцем, завели разговор и закурили.
Я оказался прав. Она родилась в деревне, очень похожей на Беллону, в окрестностях Мессины. Ее дядя со стороны матери, вдовец, имел маленькое кафе в Палермо. После смерти его единственной дочери ему стала необходима помощница в делах. Ни один сицилиец не станет брать кого-то со стороны, если есть подходящий человек в семье.
Позже, когда ей уже исполнилось восемнадцать, она вышла замуж за средних лет владельца такого же заведения, который освободил ее от уз брака, тихо отойдя в мир иной около года назад.
У меня создалось впечатление, что Хоффер посещал ее кафе и там познакомился с ней, но она не хотела вдаваться в подробности. Ясно было, Роза смогла стать такой, как он хотел: послушной, но в то же время современной во всем, искушенной женщиной. Даже с ее природными способностями и волей это оказалось далеко не просто.
Между делом она подбросила и мне несколько вопросов, и я вдруг с удивлением понял, что послушно ответил на них. Выслушав меня внимательно, она сменила тему.
– Невероятно, – произнесла она задумчиво. – Ты такой чуткий. Даже трудно себе представить, что можешь убивать так безжалостно и хладнокровно, как прошлой ночью.
– Так ты знаешь о вчерашнем происшествии? – изумился я. – Кто тебе сказал?
– Полковник Бёрк, а что? – Она ответила прежде, чем успела подумать. – Он рассказал обо всем Карлу в моем присутствии.
Разве что-нибудь в мире еще может меня удивить? Ягромко расхохотался, и она спросила, что смешного в ее словах.
– Так, ничего, – ответил я. – Просто жизнь – одна большая шутка.
Я повалил ее на спину и поцеловал долгим поцелуем. Она продолжала прямо смотреть на меня. Ее лицо стало безмятежным, а глаза по-особому засветились. Она не пыталась остановить меня, когда я расстегнул блузку и моя рука скользнула ей на грудь. Сжав ее твердый сосок пальцами, я заметил, как капельки пота выступили у нее на бровях. И снял их поцелуем.
– Брючный костюм у женщины – современный пояс верности. Лучшая защита женского целомудрия, – улыбнулся я.
– Но не полная, – ответила она.
– Да, не полная.
Я снова поцеловал ее, и на этот раз ее руки обвились вокруг моей шеи. Отвечая на поцелуй, она была восхитительно желанной, но совершенно ненадежной.
Возвращались мы назад совсем другим путем, так что сверху, с расстояния футов в двести, нам открылся огороженный стеной сад позади винного магазина. Я заметил красную «альфа-ромео», стоявшую в сарае, и двоих мужчин, разговаривавших о чем-то перед входом. Достав бинокль, увидел, что беседовали Серда и Марко Гаджини.
Пока я рассматривал парочку. Роза прошла немного вперед, собирая полевые цветы. Я ничего не сказал ни ей, ни тем более Серде, когда мы дошли до магазина. Бёрк уже поднялся, но тем не менее выглядел и, видимо, чувствовал себя отвратительно. Я устроил его на заднем сиденье, а Роза села рядом со мной.
Когда мы тронулись в обратный путь, он сохранял спокойствие примерно ярдов сто, а потом взорвался:
– Ты так и не собираешься мне ничего рассказать? Что-нибудь нашел?
– Нашел, где прячется Серафино.
– И мы можем туда добраться?
– По-моему, да. Помнишь операцию в Лагоне?
– Где мы прыгали с парашютами за монахинями? – Он нахмурился. – Ты предлагаешь повторить?
– Другого способа нет, – ответил я. – У тебя есть исправные парашюты?
– Без проблем. Мне их завтра же доставят с Крита. Слушай, а ты уверен, что надо так?
– Я расскажу тебе все подробно, когда приедем. А сейчас попробуй еще поспать.
– Поспать? – Он кисло усмехнулся. – Теперь я вряд ли когда-нибудь усну.