Ежика хлебом не корми — дай послушать истории.
— Ну а дальше что? — с любопытством спросил он.
— А дальше ничего. Санаторий в том доме разместили, а в подвалах — кладовки, наверное, разные…
РУЧЕЙКИ ТОЧАТ ЗЕМЛЮ
Больше месяца Юрий Маслов работает на одном паровозе с Петром Петровичем Луниным. За несколько совместных поездок Юрий привязался к степенному, скупому на слова Петровичу. Порой за всю дорогу не проронит ни слова, но Юрий все время чувствует на себе его заботливый взгляд, готовность прийти на помощь.
В пропахшей дымом и мазутом дежурке депо, куда Юрий зашел за путевым листом, примостившись у стен, на корточках сидели машинисты. Друг друга они знали не первый год и все же свое мнение о недавно полученных паровозах высказывали намеками. Один только дядя Митя был откровенен:
— Я от него, проклятого, скоро чахотку наживу. Капризный, как девчонка, и на деле хлипкий. Нашим, бывало, зацепишь столько вагонов — хвоста эшелона не видно, а он себе прет и в ус не дует… А эти…
Взяв путевку, Маслов поспешил на паровоз. Сегодня они ведут эшелоны с танками.
Справа от полотна простирается море, слева — бескрайние, унылые поля.
Холодный порывистый ветер поднимает клубы песка, бросает в лицо. Юрий не узнает знакомых мест: в каждом селении следы разрухи. Там, где кипела веселая пристанционная жизнь, — кучи щебня.
Юрий, поглядывая на машиниста, решил попробовать новый метод диверсии. Хитрого в нем ничего не было. Нужно поднять пар в котле паровоза выше допустимой нормы, и топка его неизбежно покоробится. Так и случилось. На небольшом подъеме паровоз запыхтел, а потом неожиданно затоптался на месте. Поезд потянуло назад. Как ни старался Лунин, а состава поднять не мог.
Машинист открыл дверцу и, глядя на, Юрия, покачал головой:
— Покоробило.
Сопровождавший эшелон офицер выхватил револьвер, ударил Лунина в грудь. Тот стоял на своем: «Нашего климата паровозы не выдерживают. Мороз — ничего не сделаешь».
Домой Юрий с Луниным возвращались на тормозной площадке товарного вагона. Машинист угрюмо молчал, непрерывно курил.
Показался Приазовск. Лунин подвинул железный сундучок ближе к помощнику, поудобнее уселся и, наклонившись, сказал:
— Паровозы новые, а дрянь. Заметил, трубы у них вальцованные. В топке всегда надо держать равномерный огонь. При больших колебаниях температуры в связках обязательно появятся зазоры. А там и…
Петрович явно подсказывал еще один путь к авариям.
В депо их ждали печальные известия.
— Дядю Митю взяли, — одними губами промолвил дежурный.
— Куда? — не понял Маслов.
— В гестапо. Приказано расследовать и твой, Петрович, случай… Ох, ох! Кто на очереди — трудно сказать.
Лунин развел руками:
— А что тут расследовать?.. Не по нашему климату их паровозы. Здесь не Африка.
Дежурный по депо, как на чудака, взглянул на Лунина:
— Попробуй потолкуй с ним, толстомордым. У него один ответ: партизан, диверсант — и крышка.
Не успел Маслов раздеться — на пороге Ирина Трубникова. Следом явился ее брат, Константин. Пришли разными дорогами.
— За мармеладом мы, — сообщил Константин.
— Угощать кого собираетесь? — спросил Маслов.
— Железку.
— Сейчас. — Юрий вышел. Вернулся с чемоданчиком. — Получай.
Девушка приподняла его:
— О, тяжелый мармелад.
— Фрицевский, — отозвался Маслов. — Остальной груз в карьере.
— Найду. Дай пару лимонок.
— Иждивенец ты, Трубников, с поповскими повадками: дай и дай, — пошутил он, — приучайся говорить — «возьми».
— Часа через два скажу фрицам… Не задерживай.
За Масловым снова закрылась дверь. На этот раз он принес три гранаты.
— Хватит? — И опередил просьбу Кости: — Товар дефицитный, на базаре не купишь, экономь.
Напившись пустого чая, брат и сестра Трубниковы поднялись.
— Возьмите меня, — взмолился Юрий, — пути тщательно охраняются. Втроем надежнее.
— Нас и так трое. У тебя — свое. — И обратился к сестре: — Сверим часы, я сразу — за «багажом»…
Юрий снял с вешалки фуфайку, шапку-ушанку, уговорил Ирину надеть. Брат и сестра поспешно покинули теплую квартиру.
Поджидая Ирину, Метелин снова и снова вспоминал последнюю встречу с Максимом Максимовичем. Прежде всего секретарь подпольного горкома партии устроил ему порядочную головомойку, назвал донкихотством его расклейку прокламаций. «Геройствуешь, сынок, себя показываешь, — жестко упрекнул он Семена. — Быть лично храбрым — чрезвычайно мало для руководителя. Сделать всю организацию неустрашимой, сплотить ее, как одно целое, поднять на врага — вот наша цель. Без особой надобности засовывать в петлю голову — всю организацию под удар ставить! Одна головешка костра не делает. Ручейки точат верхний слой земли — это хорошо. Но нам требуется мощный поток!