Не обошлось и без Ружи, окруженной всеобщим вниманием. Самолюбивому Энно льстило, что его дама производит впечатление.
Сашко вздрогнул от звонкой отрывистой команды, будто щелкнули кнутом. Смолк оркестр. На эстраду выпорхнула Ружа. Под аккомпанемент Рейнхельта, раскачиваясь, запела:
Офицеры с бокалами ринулись к эстраде, подхватили певицу на руки. Тимофей воспользовался сутолокой, выдворил Сашка и Витьку за дверь.
Мальчики собрались разойтись по домам, но к подъезду подкатила немецкая машина.
Через несколько минут показалась цыганка с Рейнхельтом. Ребята так и впились в них глазами. Офицер предложил ей машину. Цыганка послушно села. Офицер что-то сказал шоферу, тот пожал плечами, развернул машину и поехал в сторону санатория.
— Он, наверно, подвезет ее к развалинам, — сообразил Сашко.
— Тю? Зачем? — удивился Виктор. — Разве она там живет?
— А где же? — в свою очередь, спросил Сашко.
— Ну, где-нибудь… в целом доме, — простодушно ответил Виктор.
— А чего же она все время крутится в этих трущобах?.. И корзины туда таскает. И переодевается там… — не согласился Ежик. — Побежим посмотрим: тут что-то нечисто.
Ночью развалины санатория выглядели совсем иначе. Обойдя вокруг все здание — не видно ли где света, ребята долго не решались войти внутрь.
Пробравшись между плитами, увидели незакрытую дверь, железные ступеньки.
— Ну да, подвал. Вот здорово!
Подвал оказался самым обыкновенным. В беспорядке разбросаны пустые бочки, какие-то ящики.
Совсем близко что-то зашуршало. Послышался писк, грызня. Витька схватил обеими руками дружка:
— Ой, что это?
— Крысы.
— Они на нас не нападут?
— Перехитрим.
Сашко любовался собственным героизмом. Засветил фонарь, крысы попрыгали в норы.
— Вот видишь! Они света боятся.
— Пойдем отсюда, Ежик. Ну чего тут еще ждать? Я спать хочу. А тут крысы… — Видно, страх придал ему сообразительности: — Давай в эту бочку влезем. — Он показал на стоящую рядом большую кадушку.
Навалившись животами на край, ребята проворно забрались в кадушку, долго возились, пока на устроились поудобнее.
Прошло минут десять — двадцать. Мальчики молчали. Вдруг по стенам метнулись световые блики. С ручным фонариком показалась цыганка. Ежик приподнял голову. Крысы от света кинулись врассыпную. По-хозяйски осмотрев подвал, она нырнула под лестницу. Оттуда донесся скрежет железа, ржавый скрип. Огонь погас. Ежик толкнул Витьку.
— Не сплю я, чего толкаешься.
Только теперь почувствовали, как им неловко было сидеть: ноги затекли, в плечах ломило. Сашко прошептал:
— Скажи, классно сработали? — И полез из кадушки.
— Куда ты?
— Ход исследуем.
— Какой?
— Цыганкин… Она ведь тут скрылась, я точно запомнил.
— А если вернется?
— Говорю тебе, она живет здесь.
Позабыв о крысах, ребята кинулись под лестницу. Но, как и раньше, ничего не нашли: гладкая стена выложена белыми плитами.
— Сам видел, сюда пошла, — не переставал изумляться Сашко.
— В стенку? — ужаснулся Витька. — Может, она ведьма?.. Колдунья?..
Как мальчики очутились на свежем воздухе и не разбились на лестнице, они потом и сами не могли объяснить. Отбежав от колдовского дома, упали под ограду и еще долго не могли прийти в себя.
Отдышавшись, Витя сказал:
— Пропади она пропадом. Обходить ее буду. Сущая ведьма! Сквозь стенку пролезла…
Прижавшись друг к другу, они дрожали от холода. С трудом дождавшись утра, разбежались по домам. При этом Ежик взял у друга клятву скрыть от всех их ночную вылазку и сам поклялся ничего не говорить Ирине.
МЕТЕЛИН МЕНЯЕТ КВАРТИРУ
Как только Метелин поселился у Луниных, Клава совсем задомовничала: бывало, не удержишь, скучно, видите ли, с родителями, а теперь все норовит в боковушку к Семену попасть — то книгу, то чаю ему принесет.
В субботний вечер Клава подробно рассказала Метелину о переполохе, который вызвал у немцев взрыв моста. Прошло больше недели, а железная дорога бездействовала.
Семен слушал ее заинтересованно. Вдруг до них донеслись голоса со двора. Дотошная соседка Маланья не без притворства сетовала:
— Нескладно получается, Власовна, — живем рядом, а по неделе не видимся. Каждый в своей норе.
— И-и, соседушка, — ответила мать Клавы, — тошно во двор выходить, запустение.