— Все собиралась спросить, что за чернявый молодец у вас появился? Я, грешница, аж залюбовалась: такой статный да пригожий.
У Семена екнуло сердце.
Метелин мысленно выругал себя: «Конспиратор несчастный! Вот к чему неосмотрительность приводит». Клава, приподняв край занавески, выглянула в окно. Маланья стояла у забора, Власовна с пустым ведром — у кучи золы.
— А-а, приезжал… Клавин жених, — вывернулась Власовна. — Раза три приезжал.
— Где же она такого раздобыла? Стройный, лицом белый, городской вроде.
— В доме отдыха познакомились. Еще при Советской власти, — выдумывала Власовна. — Молодым пути не закажешь.
— Сами были такими… А свадьба когда? — выспрашивала любопытная Маланья.
Власовна развела руками:
— Какая теперь свадьба?.. Вот голод надвигается.
— У молодых свое на уме.
— И то правда.
Краска, предательская краска залила лицо Семена. Ему было стыдно взглянуть на девушку. А Клава хоть бы что! Отпрянув от окна, она жарко зашептала:
— Жених мой… Мама угадала: я давно люблю тебя, давно люблю.
С закрытыми глазами искала его губы. Семен еще больше смутился, что это она — шутит или опять за свое?..
— Все книжки читаешь, по ночам к кому-то бегаешь. Я боюсь за тебя, Сема, родной. Сегодня — живы, а завтра — кто знает… — Клава говорила тихо, в ее голосе не было привычной игривости. Наоборот, в нем слышалась давнишняя досада. — И о чем ты все время думаешь?.. С ним говорят, а он молчит и молчит. Тоже мне, Спиноза нашелся. А то не видишь, что возле тебя человек пропадает! И… по твоей вине!..
В коридоре звякнуло ведро. В боковушку протиснулась перепуганная Власовна:
— Беда, Сема…
— Сами слышали, — сердито прервала Клава. — А что, собственно, произошло? Ну, видела и видела, подумаешь!
— Как — что?.. У нее племянник — полицай. Иногда заходит самогонку хлебать. Как бы не напакостила.
— Вечно страху нагоняешь…
Власовна виновато заморгала глазами:
— Я — что… Вам виднее. Пойду ужин готовить, скоро Петрович с Николаем вернутся.
Семен молчал. Клава приблизилась, ее волосы коснулись его щеки.
— Так ты мне ничего и не скажешь?..
— На душе погано.
— Надоело прятаться?.. Я за тебя, Сема, жизнь отдам. Не бойся, верные документы достану: и паспорт, и прописку. Тебя на завод инженером устрою. Можешь вообще не работать. Я скрою, прокормлю. Вдвоем нам хватит. А то давай смоемся. Проживем, где тебя не знают. В переводчицах всюду нуждаются, моя профессия ходовая.
Он грубо сказал:
— Подумай, что предлагаешь… Мне, комсомольцу?
— О комсомоле забудь, у нас нет иного выхода. Не буду работать — в Германию угонят, тебя — к стенке. Насмотрелась, что они там, в жандармерии, творят: кровь стынет. Сегодня человек пятьдесят приволокли без разбора: женщин, стариков. Четверых на базарной площади повесили, толком не узнав фамилии. Для устрашения других. Остальных ночью ликвидируют. Для них, что клопа раздавить, что человека расстрелять — одинаково.
— Не простим мы им… никогда.
— «Мы»… кто это?
— Ты, я, весь наш народ.
Клава присела к столу:
— «Народ»! — это громко. А сколько осталось из тех, кто в гражданскую не уплыл за Черное море? А бывшие кулаки? А обиженные и обойденные? Отец, мать, Николай и я собрались эвакуироваться. Кто о нас позаботился? Никто. Сели начальнички в машины и укатили, свои шкуры спасли, а наши — дубить оставили. Тебя и то бросили, места не нашлось. И мы же виноваты?… Я б сейчас в Ташкенте в институте иностранных языков училась. Мечту у меня убили.
— Надо уметь забывать личные обиды, когда такое творится. — Семен сел рядом с Клавой. Руки Семена, лежавшие на столе, сжались в кулаки. — Откуда у тебя это… Откуда? Училась в советской школе, носила пионерский галстук. Тебе до предательства — один шаг.
— Что ты, Сема? Что ты? — встревожилась девушка. — Нервы сдают, там пристают с глупостями, в поселке — за службу презирают. Разве легко? — она всхлипнула.
Метелин участливо погладил ее волосы. Клава тут же улыбнулась:
— Ты сильный, все можешь. Научи, подскажи.
— В таком деле лучший советчик — собственная совесть. Ты переводчица. Узнай, где расположен штаб фон Клейста.
— Постараюсь. А зачем?
— К своим вернемся не с пустыми руками.
— Для тебя я все сделаю. Скажи, ты любишь меня?
Семен, осторожно отстранив ее, вышел из-за стола.
— Ни о чем таком думать не могу. Уедем к своим — поговорим.
Он ожидал, что девушка обидится. Но Клава лишь, вздохнула, она по-своему поняла его слова — они обнадежили ее.