Душу Рейнхельта гложут многие заботы. Он стал раздражителен. В столовой, к примеру, готов отплевываться от того, что подают. В обед — гороховый суп с консервами, на второе — пудинг, облитый фруктовым соком, или суррогатный кисель. Вечером — маргарин, плавленый сыр или пятьдесят граммов португальских сардин. Раз в месяц причитается дополнительный паек, получивший название «маркитантские товары». Но и он снизведен до нищенского: полбутылки вермута, бутылка шнапса, пять пачек сигарет, две плитки соевого шоколада.
Правда, предписывается «улучшить питание за счет использования местных ресурсов». Но операция «цап-царап», как ее стали называть, мало что приносит: население обобрано до нитки, земля зарастает осотом, полынью, чертополохом. Ох, и лодыри эти русские!
Завтра Рейнхельт с радостью покинет богом проклятый Приазовск. Впереди его ждут горы Кавказа — охота на зубров, коз, кабанов, шашлыки, лаваши, дивная форель — царская рыба. Его ждет заслуженный отдых, разнообразная восточная кухня.
Неожиданно Энно спросил себя: «Ты уже бывал на Кавказе, чему же, собственно, радуешься нынче?» Перед собой не стал хитрить: Ружа согласилась, наконец, его сопровождать. Нарядные альпийские луга, прозрачные реки и девушка! Чего еще желать солдату, жизнь которого наполнена превратностями войны!
Заканчивался Приморский бульвар. Ему было не по себе, когда приходилось проезжать среди мертвых разрушенных зданий, возвышающихся на фоне ночного неба причудливыми башнями средневековых замков. Вот сейчас минует бульвар, пересечет центральную улицу, а там, в переулке, в маленьком домике, его ждет Ружа. Она всегда встречает его с распростертыми объятиями.
Вдруг совсем рядом, как показалось Рейнхельту, чуть ли не у самого уха, с надрывом взвыла сирена — сигнал воздушной тревоги. Неожиданно у радиатора возникло трое с патрульными повязками. Офицер поднял руку, по-немецки повелительно крикнул:
— Налет! Прошу в убежище! Быстрее!
Рейнхельт проворно выскочил из машины.
— Сюда, за нами! — услужливо подсказали гауптштурмфюреру.
Двое из патрульных, подхватив его под руки, повели к подвалу.
Спотыкаясь в темноте о какие-то ящики, кирпичи, ребята, одетые в немецкие мундиры, задолго до комендантского часа пробрались в подвал разрушенного гастронома. Дежурили по очереди, чтобы не проворонить желанную встречу, остальные, припав друг к другу, дремали.
В половине одиннадцатого Метелин растолкал своих товарищей:
— Хватит спать. Итак, условились: ты, Коля, займешься шофером, раз в немецком не силен. Забудь, что у тебя язык есть.
— Я его гладить буду молча, как любимую. Вот так, вот этак приласкаю. — Лунин показал руками, как он будет душить, шофера, но в темноте ни Трубников, ни Метелин не увидели его движений.
В подвал вбежал Ежик, находившийся на посту в подворотне:
— Я шум мотора услышал.
— Приготовьтесь! — приказал Метелин.
Трубников и Лунин быстро наклеили усы, нацепили роговые очки. Втроем, с автоматами на груди, они быстро выбрались из подвала. Метелин шепнул Сашко:
— Жми, Ежик!
Сашко тут же принялся крутить сирену, издававшую пронзительный вой — сигнал воздушной тревоги.
Шофер выключил мотор и хотел последовать за Рейнхельтом. Но один из патрульных схватил его за ворот, придавил к сиденью.
Ничего не подозревавший шофер возмутился:
— Что за безобразие, руки прочь! — это были его последние слова.
Крик шофера чуть не погубил всю операцию. Голос его Рейнхельт услышал на ступеньках подвала. Он рванулся, Метелин и Трубников сжали его с двух сторон. Костя выхватил из кобуры гауптштурмфюрера пистолет, разрядил его и снова сунул в кобуру.
Сильные, со стальными мускулами руки приподняли Рейнхельта, как ребенка, кто-то прижал его к широкой груди. «Это моя смерть», — только и успел сообразить офицер.
Но его не убивали, а втащили в пустое, захламленное помещение.
Метелин осветил угол ручным фонариком, усадил Рейнхельта на опрокинутый ящик.
— Кто вы? — выдавил из себя Рейнхельт.
— Комсомольцы! — ответил Метелин. — Вы можете не представляться — вас, господин гауптштурмфюрер, мы хорошо знаем как палача нашего народа.
Он испугался, но виду не показывал. «Если не прикончили сразу, значит, есть шанс, — пронеслось у него в голове. — Дурак, ведь предупреждали меня: без охраны — ни шагу».