Бальфус с удивлением глянул на товарища.
— Я так понимаю, что не всю жизнь ты провел на границе. В словах твоих упоминалась парочка весьма далеких мест. Ты много странствовал?
— Да — и дальше, чем кто-либо из моего племени. Я видал все крупнейшие города гиборейцев — а также шемитов, стигийцев и гирканцев. Бывал в неизвестных странах к югу от черной Куш, и к западу от моря Вилайет. Капитан наемников, корсар, бродяга без гроша, генерал — дьявольщина! Я был всем, кроме короля цивилизованной страны, но возможно, побуду и им перед смертью.
Мысль эта доставила Конану удовольствие. Он пожал плечами и вытянулся на скале во весь рост.
— Собственно, и эта жизнь не хуже иной. Не знаю, долго ли я проторчу на границе: неделю, месяц, год. Бродяжная у меня натура. А граница… Ну что ж, пусть пока граница.
Бальфус напряженно всматривался в простирающийся внизу лес, ожидая появления в листве страшных раскрашенных лиц. Но время шло, и ничья крадущаяся поступь не нарушала тишины. Бальфус решил, что пикты потеряли след и прекратили погоню. Но беспокойство Конана возрастало:
— Мы должны обнаружить отряды, которые прочесывают лес за нами. Если погоня отложена, значит, они нашли лучшую добычу. Они вполне способны переправиться через реку и ударить на форт.
— Если они потеряли след, то зачем пойдут так далеко на юг?
— След утерян, иначе эти дьяволы сидели бы у нас на шее. В обычных условиях заросли давно были бы прочесаны — и хотя бы парочку мы увидели бы сверху. Значит — переправа. И мы должны рискнуть и пробиваться к реке.
Спускаясь по скалам, Бальфус испуганно оглядывался в ожидании лавины стрел, готовой вылететь из листвы. Но убежденность киммерийца в отсутствии врагов подтвердилась.
— Мы далеко на юге и двинемся к реке. Не знаю, где враги, но надеюсь, что мы дальше.
Поспешность, с которой они двинулись на восток, казалась Бальфусу неразумной, но лес выглядел вымершим. Конан считал, что все пикты собрались у Гвавелы в преддверии переправы; но он не верил, что они решатся на это днем.
— Кто-нибудь из следопытов обязательно увидел бы их и поднял тревогу. Так что пойдут они выше или ниже форта. Потом оставшиеся сядут в лодки и двинутся на частокол у воды. И когда штурм начнется, спрятавшиеся в чаще атакуют форт с восточной стороны. Пробовали они и раньше нечто подобное, но оставались с дырявым брюхом и выпущенными кишками. Только сейчас у них хватает, наконец, людей, к нашему сожалению.
Они шли без задержки, хотя Бальфус с тоской поглядывал на снующих по деревьям белок, так соблазнительно подбегающих на бросок топора. Парень со вздохом затянул свой широкий пояс. Вечная тишина и мрак первобытного леса угнетали его.
Он поймал себя на том, что в воспоминаниях все чаще возвращается к перелескам и солнечным лугам Таурана, к отчему дому с остроконечной двускатной крышей и алмазно искрящимися окнами.
Перед его глазами проходили стада жирных коров, жующих сочную густую траву, и компании пастухов с обнаженными загорелыми руками. Несмотря на присутствие товарища, Бальфус чувствовал себя одиноким. Конан был в той же степени своим в пуще, насколько Бальфус — посторонним. Киммериец мог провести годы в больших городах, шагать рядом с владыками, он способен был даже стать королем государства — всякое случалось под луной! — но Конан никогда не перестал бы в душе оставаться варваром, и лишь простейшие законы жизни интересовали его. Для Конана не имели значения теплота и сердечность, сантименты и банальности, из которых складывалась значительная часть жизни людей городов. Волк остается волком, даже если судьба забросит его в стаю цепных псов. Кровопролитие, насилие и жестокость являлись неотъемлемыми звеньями образа жизни киммерийца; он не понимал, да и не мог понять милых мелочей, столь дорогих цивилизованным мужчинам и женщинам.
Тени заметно удлинились, когда беглецы достигли реки и выглянули из зарослей. Поверхность реки казалась пустынной. Конан посмотрел на противоположный берег.
— Теперь надо рискнуть. Может, тот лес кишит пиктами, но переправиться необходимо. Мы примерно в шести милях от Гвавелы…