Они вместе три года. Уже больше, и ни разу не ссорились. С ней можно говорить, она не дуется, она способна выслушать и понять.
Володя подумал, что надо не забыть купить ей цветы по дороге домой. Она радовалась им как ребёнок. Никаким подаркам так не радовалась, только цветам. А он нежился в её улыбке, блеске глаз, в ямочках на щеках. Казалось, что её улыбка освещает все тёмные уголки его души.
В бюро всё было по-прежнему. Семёныч спорил с мужчиной, требовавшим отдать тело брата без вскрытия, жестикулировал, приводил кучу аргументов. Но если есть постановление следственных органов, то судебный медик отменить его уже не может и вскрытие провести обязан. Вот эту информацию и пытался донести до родственника коллега.
В ординаторской глотнул горячего кофе, вызвал санитара Петю и ушёл на вскрытие. Видел, как Семёныч где-то через полчаса занялся трупом на соседнем столе. Но коллега закончил вскрытие быстро.
Когда вернулся в ординаторскую, Семёныч сообщил, что приходила Оксана, но ждать не стала, явно расстроилась отсутствием Володи и ушла.
Это был сигнал. Володя достал смартфон и набрал номер жены. Она ответила быстро.
— Ксюш, что происходит?
— Я сейчас приду, поговорить сможем?
— Приходи.
Она казалась озабоченной или расстроенной. От кофе отказалась. Он налил ей чай. Семёныч обещал дописать и уйти в лабораторию, а потом добавил.
— Правильно, нефиг беременным женщинам кофе пить. Вредно.
Оксана опустила глаза.
— Вова, прости, — она произнесла это тихо-тихо, как только дверь за Семёнычем закрылась.
— За что?
— Я действительно беременна. Мама так кричала, так ругалась, потащила меня к врачу, записаться на аборт. Вот, сегодня я была, записалась, сдала анализы. Только, понимаешь, так не честно. Ну что ты молчишь? — она повысила голос.
— Я слушаю.
— Вова, я обманула тебя дважды, это плохо.
— Плохо. Когда первый раз?
— Когда закончился «Фарматекс». В аптеку было бежать поздно, а я тебе ничего не сказала, решила, что один раз не страшно, только оказалось, что страшно.
— Понял, второй раз когда?
— Когда скрыла беременность. Тебя не было дома, пришла мама, меня тошнило. Она поняла, сказала, что я хуже кошки, что животные умеют предохраняться, а я нет. Потом кричала, что у меня двое детей, что я до сих пор не окончила институт, что я жалкая дура и неудачница. Что надо сделать аборт, чтобы ты не узнал.
— И что?
— Сегодня я была у врача. Ты знаешь, меня поразило то, что она даже не спросила, хочу ли я сохранить беременность, она сразу направила на анализы. Я сдала всё, а потом поняла, что просто рушу свою жизнь. Что так нельзя, понимаешь? Что я не живу с мамой, я взрослая женщина, у меня своя семья. Ведь мама не спрашивала моего мнения, когда создавала свою, я мешала, она меня выкинула из своей жизни. Почему ей в угоду я должна терять всё, что имею? Это была моя слабость, Вова. Этот вопрос я должна решать с тобой и только с тобой. Я поступлю так, как ты скажешь.
— Я хотел бы поспорить с твоей мамой по двум пунктам. Не у тебя двое детей, а у нас двое детей. Она должна это понимать и ты должна. У нас. Ещё раз повторю — у нас. Ты хочешь третьего?
— Не знаю, он уже есть. Внеплановый, правда, а вдруг это девочка? Вов, может, пусть будет? Может, пусть живёт? Ты не против?
— Думать поздно, уже есть. Пусть живёт.
Часть 9
— Вова, ты здесь! Классно! Сейчас подойдёт майор, и я всё расскажу, я раскрыл преступление.
— И тебе доброе утро! Семёныч, какое преступление? И как ты его раскрыл? Ты откуда вообще?
— Я из дома, Вова, я из своего собственного дома. Я сложил два плюс два. И всё встало на свои места.
— И?
— «И» будет, когда придёт майор. Лучше набери номер и поторопи его. Мне не терпится поделиться информацией. Ай да Семёныч!
— Ай да сукин сын! Это я Пушкина цитирую, если что.
— Поговори тут у меня. Ты принимал в раскрытии не последнюю роль.
— Я?!
— Ты Вова, вернее, жена твоя.
— Господи, а Оксана-то каким боком?
— Сейчас ты всё узнаешь. Я-то уже всё понял.
Дверь открылась, и в неё буквально влетел следователь.
— Ну, говори!
— А здороваться кто будет? — произнесли оба Вовы одновременно.
— Ребята, не томите, я аж употел весь.
— Садись, — пригласил Семёныч, — речь будет долгой. Так вот, вчера подслушал я разговор моих дочек. Речь шла о подружке младшей, моей четырнадцать, если что, если не помните.
— Мы помним, даже знакомы.
— Так вот, её подружка влюбилась. Мы эту историю любви слушали всем семейством. На будущее, отвлекаясь от темы, я тебе, Вова хочу сказать: дети не должны скрывать свои ошибки и промахи от родителей, а то мы с тобой потом это разгребаем вон там, — он показал рукой в сторону секционного зала.