— Здравствуйте, товарищи! — Виктор останавливается, не зная, как ему поступить дальше — молча пройти в контору или представиться. Ведь с этими людьми ему теперь предстоит работать, и очень хочется, чтобы первое знакомство оставило у них хорошее впечатление.
Несколько человек вразнобой отвечают ему, остальные продолжают молча наблюдать.
— Я буду у вас работать...— произносит Виктор, чувствуя, что каждая секунда молчания лишь затрудняет его положение.
— Очень приятно познакомиться.— Стоящая неподалеку девушка, игриво улыбаясь, подходит и кокетливо протягивает руку:—Дуся, окарзовщица... Позвольте узнать, вы не по нашей специальности будете...
— Курганов,— не обращая внимания на явную иронию, Виктор пожимает руку.— Назначен техноруком лесопункта.
— Ой, девоньки! Вот попалась я... Прямо на новое начальство! —Дуся растерянно разводит руками и оглядывается на подруг: — Что мне теперь-то будет?!
— Так тебе, дурехе, и надо, чтоб на людей не наскакивала! — смеется высокий белобрысый парень в тесном замасленном комбинезоне. Виктор не сразу узнает в нем Котьку-баяниста.— Здравствуйте, Виктор Алексеевич. Вы на Дуську не обращайте внимания, она у нас любит глупости.
— Ой, Котенька! У кого ж мне ума набраться, коль судьба с тобой веревочкой связала. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься...
— Виктор Алексеевич! Вас Тихон Захарович ждет!
На крыльце, придерживая рукой полуоткрытую дверь,
стоит Панкрашов. Он, как и вчера, в военной форме, но выглядит сегодня не таким бравым и ладным. Лицо заспанное, помятое, гимнастерка и брюки в черных смоляных пятнах, кирзовые сапоги густо облеплены ссохшейся грязью, Виктор понимает, что на Панкратове обыденная рабочая одежда, но долго не может отделаться от впечатления, будто вчерашний форсоватый мастер за ночь выцвел и поблек.
— Как спалось? — пожимая руку, спрашивает Панкратов.— Голова не болит после вчерашнего?
— Нет, все в норме.
— Л меня, понимаешь, затащили в одно место,— он пропускает вперед Виктора и, шагая за ним по коридорчику, доверительно и смущенно поясняет: — Чуть тепленький домой добрался. Голову разламывает, страсть! Видно, дрянь какую-то пил.
Виктор молчит. Откровение Панкратова и льстит ему, и тревожит.
— Если болеешь, доложи начальнику и иди домой!
— Что ты! — испуганно останавливается Панкратов.— Прошу тебя, Орлиеву ни слова... Да я и сказал так просто... Подумаешь — голова! В лесу как рукой снимет. Впервой нам, что ли!
В конторе сидят мастера, бригадиры, десятники. Поглядывая в окна, они ждут. Виктор догадывается, что ждут они не только машин — три автофургона уже стоят на шоссе, а никто из конторы не уходит. «Наверное, будет планерка»,— думает он, обходя по очереди всех присутствующих и молча пожимая руки.
— Тихон Захарович, Курганов пришел! — крикнул Панкратов в сторону кабинета начальника.
Орлиев вышел веселый, словно помолодевший. Здороваясь с Виктором, добродушно пошутил:
— Сразу видать, жена молодая — спишь долго.
— Он, Тихон Захарович, с Дуськой уже успел познакомиться,— с готовностью поддержал шутку Панкратов.
Орлиев сердито посмотрел на него и вдруг нахмурился.
— А Рантуева где? Мне говорили, она приехала.
Виктор растерянно оглядывается, ищет ее глазами.
Как это он забыл, что на планерке должна быть и Оля? Столько думал о ней, готовился к этому — и вдруг в последнюю минуту забыл о ней?
Помощник мастера с участка Рантуевой, тщедушный старичок в ватном жилете, в зимней шапке, приподнимается и, моргая, поясняет:
— Она... это самое... наказывала, чтоб ее не ждали. По семейным делам... это самое... не успеет.
— На работе она будет сегодня?
— Будет, будет,— кивает старичок.
«Может, и хорошо, что мы встретимся не здесь»,— думает Виктор.
Орлиев помолчал, постучал пальцами по письменному столу и сказал:
— Вот так, товарищи! Курганов — наш новый технорук. Зовут его Виктор Алексеевич. Человек с высшим образованием. Бывший партизан... Вот так! Его указания прошу выполнять беспрекословно... Вопросы есть?
Вопросов не было.
— У тебя, Виктор Алексеевич, есть что сказать?
— Пока, к сожалению, нечего.
— Так вот. Задание каждому известно. Кровь из носу— а план давать! Без плана нечего из лесу возвращаться. Который месяц проваливаем. Хватит. Тебя, Ола-ви Нестерович, прошу — на план жми, на подсобные работы силы не отвлекай. А тебя, Панкрашов, предупреждаю. Если не наладишь вывозку, приму строгие меры. Добавочную машину тебе дали? А где результат?
— Трелевка подводит. Участок такой, что трактора тонут. По колено в болоте работаем,— жалобно подает голос Панкрашов.— На таком участке на лебедках впору трелевать, а не тракторами.
— Тебе, может, еще самолет понадобится! — Орлиев отвернулся от Панкрашова и дал понять, что планерка закончена.
Уже был восьмой час утра. Мастера и бригадиры один за другим потянулись из конторы к ожидавшим их грузовикам.
Когда остались вдвоем, Виктор спросил у Орлиева:
— Где же мой предшественник? У кого мне принимать дела?
— Какие там дела! — махнул тот рукой.— На Мош-никова не надейся, в дела вникай сам. А бумаги он потом тебе передаст.
— Приказ на меня уже есть?
— Приказ будет, не беспокойся.
ГЛАВА ВТОРАЯ 1
Когда Лена вошла в избу, тетя Фрося с красными от слез глазами сидела на лавке и безучастно смотрела на топившуюся печь* На столе лежала горка очищенной картошки, поверх шелухи был брошен нож. Печь уже прогорела, но у огня не стояло ни одного чугунка или кастрюли.
— С добрым утром, тетя Фрося! — тихо сказала Лена и лишь потом подумала: «Для нее это утро совсем не доброе!»
Старуха кивнула в ответ и как бы нехотя вымыла чугунки, наполнила их водой, задвинула в печь.
Лена умылась и хотела помочь. Но тетя Фрося без слов взяла из ее рук нож, дав понять, что управится сама.
Лена присела на лавку и стала смотреть в раскрытое окно, которое выходило на неширокий залив. На другом берегу виднелись стандартные дОхма нового поселка. Оттуда и доносились звуки, так заинтересовавшие Лену час назад. Теперь все это — и интерес, и волнение, и радость предстоящего познания — отступило перед крохотным кусочком житейской драмы. Тут тоже предстояло познание, но оно было совсем другим — оно не обещало радости.
— Не сердись. У тебя все еще впереди,— вдруг услышала она голос тети Фроси. Старуха, опершись на ухват, смотрела на нее с доброй улыбкой.
— Что впереди? — спросила Лена.
— Наработаешься. Гляжу, обиделась, что картошки чистить не дала. Не обижайся, горе не велико.
— A-а... Я не обижаюсь.
— Ну и умница. Нечего гордость зазря показывать. Не люблю я гордых, через них и жизнь навыворот идет.
«Это она об Ольге»,— подумала Лена, и снова ее охватил прилив нежности и жалости к одинокой хозяйке. Хотелось как-то поддержать ее, посочувствовать, но будет ли рада тетя Фрося тому, что Лена оказалась невольной свидетельницей их разговора с невесткой?
— Питаться, поди, в столовой будете?
Этот вопрос застал Лену врасплох. Они е Виктором как-то не думали об этом.
— А у вас разве нельзя? — решительно спросила она.
— Отчего нельзя? Можно. Только придется ли вам наша еда по вкусу? Разносолов мы не готовим.
— А вы думаете, мы к разносолам привыкли? — обрадованно засмеялась Лена,— На стипендию не очень пошикуешь,
— Ну, смотрите сами. Коль не понравится, говорите, не обижусь.
Тетя Фрося подробно выспросила Лену, кто она и откуда. Узнав, что ее родители погибли во время войны, вдруг тихо заплакала. Лена смотрела, как она кончиками платка вытирает слезы, и ей самой вдруг захотелось плакать. Эти слезы словно сроднили их.
Когда сварилась картошка, тетя Фрося достала соленых волнушек, сметаны, зажарила в малой воде ряпушки и принялась так угощать Лену, как будто после многих лет встретила родную дочь, которую считала погибшей.
— Ешь, ешь, сиротушка моя! — приговаривала она, подкладывая Лене самые лучшие куски.— У чужого стола, чай, не много сладкого повидала...