— Попал я в переплет! — с отчаянием развел руками Панкрашов.— Одному кубики гони, другому качество давай... Да разве ж можно по ГОСТам работать? Тогда о плане и думать нечего.
Виктор чувствовал, что Панкрашов переживает совсем не так сильно, как старается показать это. «Привык дурачка на себя напускать»,— с неприязнью подумал он и холодно произнес:
— Ничего. Возьмешься за дело по-настоящему—и план будет и ГОСТы выдержишь.
— Крутой ты! — рассмеялся Панкрашов.— А вчера вроде другим мне показался, когда песни пели... Ну, брат, одно скажу — найдет у вас с Орлиевым коса на камень... В кино не собираешься сегодня? А то приходи! Ну, мне сюда. Привет Елене Сергеевне передавай.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 1
Мальчик кормил щенка. Щенок был совсем крохотный, он еле держался на коротких дрожащих лапках. Его длинные, чуть ли не до земли свисавшие уши смешно болтались, когда он, тыкаясь мордочкой в молоко, захлебывался и фыркал.
На Лену мальчик не обратил внимания, лишь заслонил от нее щенка и стал решительнее тыкать его носом в блюдце.
— Ты его с пальца попробуй,— посоветовала Лена.
Мальчик непонимающе взглянул на нее, и Лена поразилась цвету его глаз. Они были настолько черными, что в них совершенно терялись зрачки, и от этого взгляд казался особенно пристальным и не по-детски грустным.
— Да, да, попробуй,— улыбнулась Лена.— Вот так,
Она положила на траву сумочку, взяла на руки щенка, обмакнула в молоко палец и поднесла к черному холодному носику. Щенок доверчиво потянулся к пальцу. Его розовый шершавый и теплый язычок так и замелькал, слизывая молоко. Крохотное тельце даже задрожало от удовольствия, и ощущение этого было настолько приятным, что Лена радостно засмеялась:
— Ну, ну, не спеши! Вот тебе еще, свеженького.
И еще вот, еще... *
Вначале мальчик смотрел на это обрадованно, потом стал все тревожнее заглядывать в лицо Лене и наконец ревниво потянулся к щенку:
— Так я и сам умею.
— Конечно, умеешь,— подтвердила Лена, передавая щенка.— Где ты его взял, такого кроху?
Мальчик помолчал и, освоившись с кормежкой, похвастал:
— Он породистый... Сам уток ловить будет... Увидит, нырнет и — цап ее за ногу под водой. У него и уши длинные, чтоб вода не забиралась.
В это Лена не очень-то поверила, но щенок действительно был какой-то необычный: большеголовый, вислоухий и весь лохмато-черный, лишь узенькая белая полоска пробегала по его пухлому животику и широкой грудке. Коричневыми бусинками малоподвижных глаз и растопыренными толстыми лапками он до смешного напоминал вдруг ожившего плюшевого мишку из того далекого детства, когда все игрушки казались живыми, и если они не хотели сами двигаться, есть, ложиться спать, то лишь потому, что были лентяями и любили притворяться.
Этот не притворялся. Он ел с жадностью, забавно вытягивая вслед за пальцем мордочку.
— Счас, счас,— торопился мальчик.— Да ты не кусайся! Ишь зубы какие! Такой маленький, а уже кусаешься.
Стараясь нащупать зубы, он поглубже засовывал в рот щенку палец, отчего тот несколько раз срыгивал и испуганно пятился назад.
— Ох, и злой будет! Так и ладит за палец схватить! Не верите? Вот попробуйте.
— Верю, верю. Только ты отпусти его, он уже сыт.
Почувствовав свободу, щенок неумело отряхнулся и
заковылял в сторону. Выбравшись на солнцепек, он постоял как бы в раздумье и, к огорчению мальчика, неожиданно прилег, закрыв глаза и превратившись в черный комочек.
— Он устал, пусть отдохнет,— сказала Лена.— Ты в этом доме живешь?
— В этом,— с неохотой ответил мальчик.
— В школу ходишь?
— Нет.
— Нет? Почему? Сколько тебе лет?
— Восемь.
— Почему же ты не ходишь в школу?
— А я болел.
— Весь год болел? — подошла к нему поближе Лена.— Чем же ты болел?
— Не знаю,— скучающе отвернулся он от нее.
— Как твоя фамилия?
— Рантуев.
— А зовут?
— Славик.
— А как зовут твоего отца?
Нащупав в траве камешки, Славик принялся бросать их на крышу сарая. Они скатывались по крыше обратно и падали почти к самым его ногам.
— Славик, я с тобой разговариваю. Нехорошо так. Как зовут твоего папу?
Славик один за другим перебросал все камни через конек крыши и лишь потом повернулся к Лене.
— У меня нет папы... Он погиб на фронте...
— Он был в партизанах? Командиром разведки? — воскликнула Лена,
— А вы откуда знаете? — спросил мальчик, недовер* чиво покосившись на нее.
— Знаю, Славик, знаю... Я живу у твоей бабушки... Твоя мама скоро придет?
— Скоро, если не будет собрания.
— Ты сегодня так и был здесь один?
— Не-е. Я к деду ходил. А завтра мы, может, на рыбалку поедем...
— Ты любишь рыбачить?
Славик замялся. Врать ему не хотелось, но на настоящей рыбалке, чтоб далеко в озеро уйти, на луды, да чтоб ловить на донку настоящих окуней, ему еще ни разу не доводилось. Чужие дяди его не брали, а дед считал удоч-ную рыбалку баловством.
— Не то чтобы уж очень,— подумав, ответил он и вдруг оживился: — Вот если б ружье было!.. У нас вон там, знаете, уток сколько?! Вся треста так и шевелится. Это не так далеко, вон за той губой! Хотите, покажу!
— Хорошо, хорошо. Обязательно потом сходим...— Радуясь, что разговор налаживается, Лена сообщила, что она из школы и что Славик будет учиться у нее.
— Ты, никак, в школу ходить не хочешь? — спросила она, заметив, что Славик вдруг стал грустным.
— Я не хочу второгодничать, я во второй класс хочу,— тихо произнес он, глядя в землю.
— Какой же ты второгодник? Ты ведь не ходил в прошлом году.
— Все равно. Не буду я от Кольки отставать. Я лучше читать умею. У меня вон и книги есть! — быстро заговорил он, и Лена увидела, как в его черных глазах загорается непререкаемое упрямство.
— Так, Славик, нельзя! Все должны начинать учиться с первого класса. Ну и что ж, что ты пропустил год. Другие и по многу лет пропускают. Возьми фронтовиков! Они четыре года пропустили и совсем взрослыми после войны за парту сели. И ничего, учились, инженерами стали...
— В первый класс все равно не пойду.
— Как это не пойдешь? Директор школы прикажет — и пойдешь. В школе есть порядок и дисциплина.
— А вот и не прикажет! — засмеялся Славик.— Тетя Аня — мамина подруга, и не будет ничего приказывать.
Лена не сразу сообразила, что тетя Аня — вероятно, Анна Никитична Рябова. Да, видно, в этом доме для мальчика нет ничего запретного! А может, наоборот, запрещают ему слишком многое. До всего он должен доходить своим умом, и в результате — это удивительное упрямство и совершенно не детская самоуверенность. «Обязательно дождусь его матери»,— решила Лена.
2
Жильцы соседних квартир уже вернулись, и дом все больше оживал. Из распахнутых окон слышались голоса, позвякивание посуды, приглушенное бормотание репродукторов.
Хозяевами одной из квартир оказалась молодая чета— высокий парень в берете и замасленной спецовке и низенькая жизнерадостная толстушка в лыжном костюме и мягких брезентовых сапожках. Парень нес вязанку дров, его жена — целый ворох пакетов и свертков из магазина. Однако это не мешало им шалить, толкаться, нестись к дому наперегонки. К калитке первой успела девушка. Парень, не долго думая, шарахнул через невысокий забор и сумел опередить ее на крыльце. Потом, вспомнив про дрова, выкрикнул: «Чур, я первый» — и, ласково хлопнув жену ладонью по спине, направился к сараю.
— Ну, что, Славка, скоро жениться будем? — вместо приветствия спросил он. Заметив щенка, нагнулся, нежно погладил его: — Дед подарил?
— Знаешь, какой он! — заторопился Славка.— Он сам уток ловить будет!
— Нам с тобой, брат, такие ни к чему,— засмеялся парень. Он положил в сарай дрова, подмигнул Славику: — А нам зачем, чтобы сам?.. Мы сам с усам, вот оно! Знаешь, как медведь по бору ходит? — сурово нахмурился он.
— Знаю, дядя Толя, знаю! — закричал Славик, радостно бросаясь за угол сарая.
— То-то,— засмеялся «дядя Толя». Он помедлил, словно выжидая, не захочет ли Лена о чем-нибудь спросить его, и направился к крыльцу.