Ольга Петровна сняла с керосинки кастрюлю, поставила чайник и вновь присела напротив Лены.
— Вы, кажется, что-то спрашивали?
— Этот прочерк... Вы сами так сделали?
— Да, этого прочерка у Славика могло бы и не быть...
— Скажите, зачем вы это сделали? Это же так ужасно... Почему только разрешают так делать?!
— Разрешают?!—усмехнулась Ольга Петровна. Ее взгляд грустно остановился на Лене.
— Он сделал что-то очень плохое, да? — от волнения почти шепотом спросила та.
— Сейчас я, может быть, поступила бы по-другому...— как бы не слыша ее, сказала Оля.— А тогда — только так, только так.
— И все-таки это ужасно!
— Почему ужасно! — В один миг взгляд Рантуевой вновь стал строгим и чуть надменным.— Вот вы! Вы очень любите своего мужа?
— Очень! — Лена даже покраснела от невольно вырвавшегося признания.
— Ну, а если бы он бросил вас... Пусть даже он не знал бы, что вы беременны. Как бы вы поступили?
— Не знаю. Я просто даже не могу представить себе такого.
— Я тогда тоже не могла это себе представить... Потому, наверное, так и поступила... А Славик вырастет, я постараюсь, чтоб он понял... Простите, но мне пора кормить сына.
з
В это время дверь с треском распахнулась, и Славик— испуганный, с ошалелыми глазами,— заметался по квартире, прижимая к груди щенка.
— Мама! Он идет. Он отберет у нас Барса...
Он совал щенка под кровать, за шкаф, попробовал даже закрыть его подушками, но ни одно место не казалось ему надежным. И когда снова широко распахнулась дверь, замерший от испуга Славик со щенком в руках стоял посредине комнаты.
В кухню не вошел, а ворвался плотный старик с круглой седоватой бородой. Его красное от гнева, потное лицо блестело, а большие широко расставленные глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
— А, вот ты где? — Даже не поздоровавшись, старик шагнул к Славику, широкой ладонью поддел снизу маленькое тельце щенка, а другой рукой ухватил мальчика за ухо.
— Не отдам, он мой! —закричал Славик.
— Отец, что такое? — негодующе поднялась Оля.
— А то, что твой чертенок украл у меня щенка.
— Я не украл... Я взял одного... У тебя их много!
Скулил щенок, рычал старик, истошно кричал Славик.
— Славик, отдай щенка! Отец, отпусти ребенка сейчас же!
— Ты на меня не кричи, а лучше сына научись в строгости держать! Я из-за этих щенков какие расходы несу. Да знаешь ли ты, поганец,— вновь подступился старик к Славику,— сколько этот щенок стоит?! Мне в городе полтораста целковых дают за каждого, а тебе баловство да озорство!
— Мамочка, пусть он оставит нам Барсика... Ну, пусть, мамочка! — уже не кричал, а тихо упрашивал Славик, глядя на мать жалобными глазами.
— Отец, я тебе отдам деньги, оставь щенка. Сейчас нет, а после получки отдам,— попросила Ольга.
— Ну, уж дудки! Знаем мы вашу отдачу... Тоже богачка нашлась! Да чего, скажи на милость, я буду с тебя деньги получать, коль чужие люди их сами навязывают.— Старик повернулся за сочувствием к молча наблюдавшей эту сцену Лене. Однако, поняв, что и та держит не его сторону, он вскипел еще больше: — Ишь богачка нашлась! Видели, а! Она на пустое баловство полторы сотни готова выкинуть! Хотя, что ей? Сколько денег ты псу под хвост выкинула? За восемь-то лет? Посчитай-ка по двести целковых в месяц... Ей, видите ли,— старик вновь повернулся к Лене,— пенсию назначили, а она...
— Прекрати! — меняясь в лице, крикнула Ольга.
Ее голос прозвучал так резко, что старик застыл с полуоткрытым ртом, а Славик испуганно прижался к матери:
— Мамочка, не надо. Не надо...
— Ты продашь щенка? Деньги я отдам завтра, одолжу и отдам.
Лена даже удивилась тому сдержанному спокойствию, с каким Ольга Петровна произнесла эти слова. Старик, казалось, сдается. Он в нерешительности поглядел на щенка, притихшего на его огромной узловатой ладони, даже чуть-чуть приподнял его, как бы пробуя на вес, и вдруг сказал, словно отрезал:
— Не продам. Не терплю баловства.
— Тогда уходи. Не играй у мальчишки на нервах.
— Ну-ну... Ты отца-то не больно гони... Гляди, как бы каяться не пришлось... Я-то уйду, а вот ты сама ко мне не пришла бы... Все вы умны на один час...
— Что за шум, а драки нет!
Никто и не заметил, как на пороге кухни появилась Анна Никитична. Веселая, улыбающаяся, она окинула всех быстрым, приветливым взглядом и сразу забрала все в свои руки.
— Дядя Пекка здесь? Тогда все понятно... Новое обострение междуродственной обстановки. О, Елена Сергеевна? Вот не ожидала встретить здесь... Здравствуй, Славик, здравствуй, дорогой мой! — Она подхватила мальчика под мышки, подняла в воздух и поцеловала. По той легкости, с какой она это проделала, чувствовалось, что она так поступает не впервые.— Ну, Ольга, а я к тебе в гости. Еле дождалась, когда вернешься. Что это вы все словно по камню проглотили? Дядя Пекка! Ты что? Щенками здесь торгуешь, что ли?
— Торгуем, да не сторгуемся,— явно обрадованная приходом Рябовой, усмехнулась Оля.— Не продает нам дед щенка. Наших денег жалеет. Лучше, говорит, в город свезу, у чужих сотню получу, чем роднохму внуку удовольствие сделаю.
— Баловство, а не удовольствие,— буркнул старик, направляясь к двери.
— Постой, дядя Пекка... Куда же ты? Покажи щенка, дай-ка его сюда... Ой, какой ты ушастенький, да умненький, да потешный... Конечно, такие только для забавы и годятся.
— Я и говорю... Зачем он им? Это — породистый, чистокровка. Пес в хозяйстве совсем негодный... Городским другое дело, которые там на дичь охотиться любят ради удовольствия. А так — только деньгам перевод.
— Ну и сколько же такой стоит?
— За полторы сотни с руками оторвут.
— Выгодное дельце ты придумал, дядя Пекка,— засмеялась Рябова.— Выгодней, выходит, чем поросят разводить... А фининспектора ты не боишься? Постой, постой... Мне уступишь такого?
— Да зачем он вам, Анна Никитична. Одна возня с ним.
— Тетя Аня, он сам уток ловить будет, когда вырастет,— с надеждой произнес Славик.
— Ну вот, а ты говоришь — зачем,— покачала головой Рябова.— Сколько тебе за него дать? Вот тебе сотня. Остальные пятьдесят за мной. По рукам? Ну и хорошо... Славик, иди сюда! Вот тебе щенок, расти его. А ты, дядя Пекка, не жалей наших денег... Не в деньгах счастье. Правда, Елена Сергеевна?
Лена радостно закивала головой. «Почему же это я не догадалась так сделать? Так быстро и хорошо. У меня тоже в сумочке есть немного денег»,— тут же огорченно подумала она.
— Дядя Пекка, ты уходишь? — спросила Рябова, хотя тот неподвижно стоял посреди комнаты и ничем не показал, что собирается уходить.— Ну, до свидания, спасибо за щенка... А я, кажется, к ужину попала. Вот хорошо... Давно я не ужинала на дармовщинку...
Почувствовав себя лишней, Лена попрощалась и вслед за дядей Пеккой не без сожаления вышла. Ей очень хотелось, чтобы Рябова или Оля пригласили ее остаться — попросту посидеть, поговорить, познакомиться поближе. Ей сейчас так не хватало этого.
— Елена Сергеевна, вы знаете, что сегодня в клубе кино? «Сельский врач», с Тамарой Макаровой...— отворив окно, крикнула Рябова.
— Спасибо, Анна Никитична. Мы уже смотрели эту картину.
— Мы тоже видели... Но что делать, коль других нет. Будем смотреть еще раз.
— Спасибо. Может быть, мы и придем.
Старик успел уже выйти на шоссе. Когда Лена поравнялась с ним, он пошел рядом и, как бы оправдываясь, проговорил:
— Директорше, что ей! Она может сорить деньгами. Одна живет, а больше тыщи получает... Ей чего — ни семьи, ни заботы.
— А у вас большая семья?
— Я, милая, шестерых на ноги поднял... Выучил, вырастил, к делу пристроил... Двое в войну погибли, а трое в люди вышли... В городе живут. Вот только младшая — не видать ей счастья в жизни.
— Почему вы так считаете?
— Себя больно высоко ставит... Можно ли так-то? С войны с дитем вернулась. Ну, казалось бы, живи как все люди. Найди мужика себе подходящего и живи, раз такая промашка вышла. Где тут! Нам нужен такой-сякой, особенный. Сколькие сватались — ей не по носу... скоро люди смеяться будут. Э-э, да что там говорить! — Старик махнул рукой и больше не произнес ни слова. Когда вышли из поселка, он даже не взглянул на Лену, свернул к своему дому, неподалеку за школой.