С еще большим интересом озирался по сторонам Белянин. Он был в Тихой Губе впервые и въезжал в нее с запада.
Даже Зайков заметно оживился. То ли вид райцентра на него подействовал, то ли он был рад, что благополучно добрался до цели, но когда машина спустилась с горы и плавно вкатилась на асфальтированную улицу, Зайков долго, без особой нужды, нажимал на сигнал, распугивая бродивших по обочине кур и оповещая всех о своем прибытии.
2
С хорошим, приподнятым настроением Курганов и Белянин вошли в кабинет первого секретаря райкома партии Гурышева. Пригласили одного Виктора, но Белянин увязался за ним.
— Я ненадолго. Представлюсь и побегу по своим делам.
Гурышев встретил их, сидя за большим письменным столом с телефонным аппаратом справа и с кипой разноцветных папок слева. Высокий, широкоплечий, с густой светлой шевелюрой, низко спадавшей на упрямо нависший над глазами лоб, он по своему облику ничем не отличался от молодых парней, каких можно встретить на любом лесопункте за рулем трактора или с электропилой в руках. Его широкое с мелкими чертами лицо выглядело слишком простоватым для райкомовского кабинета. Казалось, что Гурышев непривычно чувствует себя даже в
черном шевиотовом костюме и полосатом шелковом галстуке, повязанном огромным узлом. Ему более подошла бы небрежно расстегнутая рубашка с закатанными до локтей рукавами, из-под которой на груди обязательно должен выглядывать уголок тельняшки. Но Гурышев был одет подчеркнуто строго и аккуратно. На левом лацкане пиджака тускло поблескивал орден Красного Знамени. Виктор сам никогда не носил своих наград и с удивлением смотрел на людей, выставлявших напоказ свои знаки отличия. Так уж повелось с первых послевоенных лет. Но орден Гурышева не вызвал у него этих чувств. Этот орден отличался от его собственного, он был покрупнее и держался не на ленточке, а был наглухо привинчен к пиджаку. Такие награды давали лишь до войны и в самом ее начале.
Гурышев что-то размашисто писал. Его левая рука в кожаной перчатке безжизненно лежала на столе, придерживая своей тяжестью листок. Увидев посетителей, он весело поднялся:
— Проходите, товарищи! Здравствуйте! Кто же из вас Курганов? Думаю, что вы? — он запросто ткнул пальцем в грудь Виктору и, пожимая руку Белянину, засмеялся: — А вот кто вы, простите, не знаю?..
— Разрешите представиться — замполит третьего отделения исправительно-трудового лагеря капитан Белянин.
— Не надо так официально,— засмеялся Гурышев,— а то и мне придется перед вами навытяжку стоять. Я ведь всего-навсего бывший лейтенант.
Он вернулся к своему креслу, привычным движением уложил на столе согнутую левую руку, поинтересовался.
— У вас, наверное, какое-нибудь общее дело есть?
— Нет. Мы вместе приехали. Попутчиками оказались...
— Довод важный,— усмехнулся Гурышев и посмотрел на Белянина: — Ну, я слушаю вас.
Капитан придвинулся поближе к столу секретаря. В его глазах неожиданно загорелись лукавые огоньки.
— Скажите, товарищ секретарь, сколько на данный момент у вас в районе первичных партийных организаций?
— Первичных партийных организаций? — удивился Гурышев.— Почему вас это интересует?
— Потому,— Белянин уже не прятал веселой улыбки,— что вы наверняка считаете их на одну меньше.
— Постойте, постойте! Догадываюсь... Вы со строительства железной дороги?
— Да, товарищ секретарь. Вошли, как говорится, во вверенные вам границы и пойдем по району пятьдесят пять километров. Просим принять на учет нашу парторганизацию охраны лагеря.
— Таким вестям нельзя не радоваться, не так ли, Курганов? Не одни же вы дорогу строите. Значит, я мог ошибиться сразу на несколько первичных организаций? — улыбнулся он капитану.
— Пока только на одну... Строительно-монтажные поезда еще находятся на территории соседнего района. А скоро и они придут к вам.
— Ну как скоро — через месяц, два, три?
— Думаю, к концу года они пойдут уже по вашему району.
— Очень хорошо! Скажи, товарищ Белянин,— Гуры-шев вышел из-за стола, сел напротив капитана,— сколько времени понадобится, чтоб пройти эти пятьдесят пять километров?
— Трудно сказать...— замялся Белянин.— Ведь не от нас зависит, как строители пойдут.
— Ну все же. Хотя бы приблизительно.
— Знаете, товарищ секретарь, я ведь сам не в курсе подробностей. В мои прямые обязанности это не входит, все знаю только в силу собственного интереса... Вам бы, может, лучше в управлении побывать.
— Ну вот и выкладывайте все, что знаете в силу собственного интереса,— с улыбкой потребовал Гурышев.— Расскажите, где будут станции. Вот карта! Вы не стесняйтесь! Курганов свой человек, ему через год с этой самой дорогой в прямом контакте работать придется.
Район Белянин знал великолепно. Он свободно перечислял озера, названия которых даже не были приведены на карте. По-военному четко, начиная от узловой станции, он провел карандашом линию трассы, отметил каждый разъезд. Виктор, которого этот разговор интересовал не меньше, чем Гурышева, с напряжением ждал, будет ли станция на пересечении строящейся дороги с войттозерским трактом. Карандаш медленно полз вверх, вот он обогнул Засельское озеро с запада, вот уже пересек тракт и застыл.
— Здесь предполагается самая крупная в вашем районе станция...— сказал Белянин.— У нас здесь большое задание по строительству. Будем строить не временные бараки, а капитальные дома.
— В Заселье большой лесозавод запроектирован,— пояснил Гурышев Виктору.
Отметив еще три разъезда, карандаш Белянина вышел из пределов района и бегло заскользил на север.
— Ну, что ж, спасибо тебе, товарищ капитан,— сказал Гурышев.— И за добрую весть спасибо, и за то, что имеешь такой широкий «собственный интерес»... Видишь, как хорошо ты нам все объяснил, а скромничал... Ты, наверное, и о делах своей парторганизации собирался потолковать.
— Честно признаюсь, не рассчитывал,— смущенно заулыбался Белянин.— Я ведь в Петрозаводск добираюсь, решил по пути зайти. Для дружбы и пятьдесят верст не околица! А вдруг не захотят нас на учет принимать? — пошутил он.
— На учет примем,— серьезно пообещал Гурышев.— Но о делах лучше потом потолковать. Вы ведь пока в соседнем районе на учете. Неудобно получится. Давай так договоримся! Ты езжай в Петрозаводск, делай свои дела, согласовывай все с начальством, а вернешься — сообщи, и я к вам выберусь...
— Вот это дело! Будем ждать! — пожимая руку, воскликнул Белянин. Уже от дверей он предложил Виктору:— Давай часа в три в столовой встретимся. Пообедаем вместе, потом в библиотеку заглянем.
3
Гурышев проводил его довольным взглядом.
— Живой мужик, люблю таких.
Некоторое время молчали. Видимо, Гурышеву нелегко было перейти от воодушевляющих мыслей о железной дороге к другим делам.
— Здорово, а? Как ты считаешь, Курганов? — кивнул он в сторону карты.
— Знаете,— горячо сказал Виктор.— Вышла очень занятная вещь. Десять дней назад я подумал об этом. Так и подумал: только с дорогой можно взять лес, перезревающий, веками нетронутый и заживо гниющий на многих десятках километров.
— Ну, допустим, до революции в Заселье лес рубили,— заметил Гурышев, которому почему-то не очень пришлось по душе откровение Курганова.— Рубили и гнали в Финляндию. Финские промышленники орудовали.
Гурышев одной рукой ловко переложил папки, выбрал одну из них, достал какую-то бумагу, исписанную с обеих сторон фиолетовыми чернилами, начал ее читать.
— Как же ты, товарищ Курганов, помимо райкома и леспромхоза приехал в Войттозеро и начал командовать, а?
— Не понимаю. Разве мое назначение не было согласовано? Меня направил трест.
— Шучу, шучу,— оторвался от чтения Гурышев и отодвинул бумагу в сторону.— А все же нехорошо, десять дней работаешь в районе, а мы тебя и в глаза не видели. В первые дни думал: приедет же он на учет становиться, а потом узнаю — беспартийный. Пришлось пригласить для знакомства. Не обижаешься? Хотя обижаться на вызов в райком партии ты не имеешь права. Ты же комсомолец? Или ты из комсомола решил уйти? Почему на комсомольский учет не становишься?