Казалось, вся эта история должна была в первую очередь наложить отпечаток на отношение Аристова к нему, комбригу, но получилось как-то совсем странно, Их добрые отношения никак не пострадали, зато Аристов и Колесник едва переносили друг друга. Дважды за выпивкой Григорьев пытался мирить их, пили на брудершафт, но назавтра опять становились — один настороженно придирчивым, другой — подчеркнуто вежливым и слегка насмешливым.
2
Обед уже ждал командиров. Котелки с гороховым супом-пюре, с кашей и крепко заваренным чаем стояли возле догорающего штабного костра. Связные Василий Макарихин и Борис Воронов расстелили на земле плащ-палатки, достали сухари, ложки, кружки, но в это время подошедший Колесник сообщил, что командир батальона пограничников настоятельно приглашает командование бригады к себе на обед.
— Ну что ж, ребята! — весело сказал связным Григорьев.— Вам сегодня повезло. Ешьте сами, что наварили. Как, комиссар, сходим?
— Познакомиться не помешает,— поднялся Аристов.
Пошли втроем. Колесник знал дорогу, и минут через
десять они входили в приземистый, покосившийся от бомбежек барак, укрепленный свежими подпорками.
Стол был накрыт в тесной комнатушке с полевым телефоном и железной кроватью в полутемном углу.
Комбат — моложавый, рослый капитан, одетый в суконную, чуть ли не до колен гимнастерку, с орденом Красной Звезды и медалью «XX лет РККА», четко представился по очереди Григорьеву и Аристову и в ответ на их представление дважды повторил:
— Очень рад, прошу... Очень рад, прошу...
С Колесником, как видно, они были старыми знакомыми.
Обед удался на славу. Было что и выпить, и закусить. В центре стола возвышалась огромная миска с кусками дочерна обжаренного мяса, да тут же еще две алюминиевые тарелки с прозрачно-красноватым, без жира, студнем.
— Неплохо нынче пограничники живут,— добродушно подмигнул Григорьев, когда выпили по полстакана водки и принялись за закуску.
Это замечание не очень понравилось комбату. Он сразу нахмурился и, выждав, пояснил:
— Лоси на минах подрываются... Тянет их к реке, а у нас там сплошные минные поля.
— Что ж, бесплатное доппитание — это неплохо...
— Да нет, товарищ майор... Хлопот больше. Мясо-то мы все равно приходуем, себе оставляем рога и копыта, как говорится... А каждый взрыв — тревога, проверка, рапорты, новое минирование. Участок большой, а людей все забирают и забирают.
— Финны часто на полосу выходят?
— В нейтралке следы встречаются. А сюда на линию... раза три-четыре были попытки небольшими группами. Вовремя обнаружили...
— А на Майгубу финны не через ваш участок вышли? — спросил Аристов, чтобы включиться в разговор. Они с Колесником до сих пор молчали, и это создавало какую-то напряженность в беседе.
— Что вы, товарищ комиссар... Туда они где-то со стороны Ондозера проникли.
— Скажи, капитан,— перебил Григорьев,— что, по твоим данным, представляет собой линия охранения у финнов? Где она точно проходит?
Капитан достал карту, и сразу же Колесник развернул свой планшет.
— Сам я далекой разведки не веду, ограничиваюсь наблюдением. Нет возможности, да и не положено... Однако через участок проходит иногда армейская разведка, так что кое-какие сведения имею. Вас интересует участок между Сегозером и Елмозером? Тут финнам, как видите, повезло. Участок очень удобный для создания полосы охранения. Во-первых, дорога Паданы—Сяргозеро — Кузнаволок. Отличная коммуникация по фронту. Вторая дорога Сяргозеро — Шалговаара — Баранова Гора выходит к самым их минным полям, которые тянутся от Барановой Горы прямо на юг до Орченьгубы на Сегозе-ре. Плюс к этому, финны имеют две охраняемые просеки позади полосы минных полей.
— А гарнизоны? Где есть гарнизоны?
— В каждой из названных мной деревень. Численности не знаю, но, думаю, небольшие. Вы рассчитываете переходить на этом участке?
— Да.
— Нелегкая у вас задача,— покачал головой капитан.— Я, товарищ комбриг, имею приказание оказать вам содействие. Чем могу быть полезен?
,ч^\>
— Спасибо, капитан, пока ничем.
— До реки Войванец,— оживился капитан,— мои люди проводят вас. Можем, если нужно, сопровождать до линии охранения.
— Спасибо, не надо. Там мы пойдем сами,— улыбнулся Григорьев, понимая, что капитан, конечно, будет рад этому. Помолчав, он продолжал: — Давайте лучше условимся о сигналах. Не исключено, что мои связные будут выходить через ваш участок. Опознавательный сигнал — дважды поднятая над головой винтовка. При сближении пароль, ну хотя бы «Курок» — «Киев». Согласен?
— Хорошо. Все будет сделано.
Капитан повеселел. Его, как видно, тяготило неопределенное, но категоричное приказание оказать партизанам помощь, шедшее откуда-то из весьма высоких инстанций, и теперь, когда все прояснилось и никакой помощи практически не требовалось, он был доволен.
— Давайте выпьем еще по одной, по последней. За успех вашей операции. Буду рад, если на обратном пути снова встретимся за этим столом. Ни пуха ни пера!
Выпили, закусили, принялись за чай.
— Колесник, я завидую тебе. Ты идешь на серьезное дело! — тихо сказал капитан, и все сразу примолкли, почувствовали неловкость, словно произнес он что-то явно лишнее и даже неуместное.
Допивали чай в напряженной тишине, как бы прислушиваясь и ожидая сигнала, чтобы встать и разойтись.
Такой сигнал последовал. Заверещал «зуммер», и комбату доложили, что из Сегежи прибывает катер. Видно, должны были привезти что-то важное для комбата, так как он, покусывая губы, произнес в трубку:
— Передай, скоро буду!
— Ну, и нам пора! — поднялся Григорьев и надел фуражку.
— Товарищи, если хотите, располагайтесь отдыхать здесь. Я велю принести матрасы. В лесу ведь комары спать не дадут.
— Ничего, капитан,— Григорьев поправил маузер, взял в руку трость.— Спасибо тебе. А насчет комаров — нам дело привычное.
— Почту, наверное, тоже привезли? — спросил Аристов, прощаясь с капитаном,
— Да.
— И газеты?
— Наверное.
— Сможете нам выделить несколько экземпляров?
— Конечно... конечно... Я пришлю, сразу же как разберем... Колесник, может, хоть ты останешься, отдохнешь здесь — койка, видишь, зря пропадает. Поговорим потом.
— Если хочешь, оставайся,— разрешил комбриг,
— Нет, я должен идти.
— Вечером я приду проводить вас,— крикнул капитан, когда они уже разошлись в разные стороны.
— Хороший парень,— улыбнулся Аристов.
— Только болтает много,— хмуро возразил Колесник. В поведении своего бывшего сослуживца что-то ему не нравилось.
Григорьев рассмеялся:
— Вот и угоди вам! Человек хотел каждому из нас приятное сделать, а вы его обсуждать взялись... Парень как парень, настоящий пограничник... Ну, кто как, а я на боковую. Только бы добраться до палатки.
з
Ровно в семнадцать Колесник разбудил комбрига:
— Разведгруппа готова к выходу.
— Да-да, сейчас.
Григорьев словно бы и не проснулся, а очнулся после странного, удушающего забытья. Пять часов пролетели как одно мгновение. Было жарко и непривычно. Солнце светило справа, и тени полосовали лес уже в другом направлении.
Лагерь спал. Ни звука, ни движения. Лишь кое-где, у едва курившихся костров сидели в ожидании смены взводные дневальные, да изредка кто-либо, разморенный жарой, не выдерживал, переползал в тень и тут же засыпал как убитый.
Григорьев из котелка плеснул на лицо тепловатой воды, вытерся рукавом гимнастерки и поднялся: идти умываться к реке не было времени.
Командир разведгруппы Андрей Полевик сидел у потухшего штабного костра напротив Колесника.
— Как настроение? — вполголоса спросил Григорьев, подойдя и устраиваясь рядом.— Сиди, сиди...
— Ничего, товарищ комбриг.— Полевик подумал и добавил: — Хорошее, боевое...
— Начальник штаба объяснил задание?
— Так точно.