(квадрат 24 — 94, 18 июля 1942 г.)
1
Минут через двадцать взвод прикрытия догнал бригаду. О случившемся Бузулуцков сразу же доложил командиру отряда Попову. Александр Иванович заметно побледнел, несколько секунд молчал, глядя на двигавшуюся мимо цепочку бойцов, потом справился с растерянностью и вполголоса, как он делал всегда, приказал еще раз проверить людей, а командирам взводов лично доложить ему о потерях. Связной Ваня Соболев, придерживая правой рукой автомат, а левой — вещмешок, побежал в голову колонны. Слышавший все это комиссар отряда, ни слова не говоря, направился в противоположную сторону, чуть ли не поименно пересчитывая шагавших ему навстречу партизай.
Вскоре выяснилось, что не хватает бойца Симакова, который пришел в отряд в Сегеже, за две недели до выхода, вместе с пополнением. Кто он — трус или предатель? Когда стали разбираться, то оказалось, что и политрук, и командир взвода, и товарищи по отделению знают о Симакове совсем не так много, как теперь хотелось бы. Тихий, замкнутый, исполнительный, он пришел в партизаны добровольно, за плечами имел девять классов, любит читать и даже в этот поход взял с собой одну книгу. Политрук интересовался книгой—это был роман Алексея Толстого «Черное золото».
Услышав это, Андрей Бузулудков насторожился. До прихода в партизанский отряд он служил библиотекарем в воинской части, однажды при регистрации новых поступлений обратил внимание на эту книгу, так как она имела двойное название, начал ее читать, но почему-то бросил, однако второе название хорошо запомнил, ибо оно-то и привлекло его тогда, в сороковом году, а теперь вдруг приобрело особый смысл и значение.
— Пошли на доклад к комбригу! — приказал Попов Бузулуцкову, когда все сведения о Симакове были собраны. Они вышли из цепочки и начали обгонять колонну.
— Неудивительно, что он таскал с собой эту книгу,— раздумчиво произнес Бузулудков. Он уже нисколько не сомневался, что Симаков не трус, а предатель, только странно как-то вел себя в поселке.
— Почему? — спросил Попов, обернувшись к нему.
— У этой книги есть второе заглавие. Она называется «Эмигранты».
— Ты читал ее? О чем она?
— Да нет. Теперь жалею, что бросил... А о чем — ясно из заглавия. О беляках, предателях Родины...
Выслушав доклад Попова, Григорьев вскипел. Резная тросточка, с которой он не расставался в походе, нервно защелкала по сапогу.
— Ты что, не мог пристрелить этого труса, что ли? — повернулся комбриг к Бузулуцкову и посмотрел на него взглядом, не обещавшим ничего хорошего.— Смалодушничал, рука не поднялась?
— Я стрелял, но запоздал... Он успел скрыться. Да и кто знал, что он предатель.
— А ты зачем в прикрытие оставлен был? Думаешь, чтоб только от финнов отбиваться? Нет. Обеспечить полный отход бригады — вот главное. В общем, ты, Бузулуц-ков, задачу свою выполнил наполовину... Вернемся на базу, будем разбираться. Другие потери есть? — обратился комбриг к Попову.
— Нет. Двое легко ранены.
— Идти могут?
— Могут. Ранения пустяковые, царапины.
— Ступайте по своим местам!
Комиссар Аристов неожиданно мягко напутствовал:
— Об этом случае прошу не распространяться. Не надо будоражить людей. Политруку взвода передайте мое замечание о недостаточной воспитательной работе. Вам ясно?
— Ясно,— за двоих ответил Попов.
Когда командиры из отряда «Мстители» отстали, Аристов попросил:
— Иван Антоныч, отойдем в сторонку.
Григорьев подтянул повыше вещмешок и недовольно сошел с тропы. Связные Воронов и Макарихин двинулись следом, но Аристов остановил их:
— Нс ходите. Мы сейчас догоним.
Бригада шла по пологому каменистому склону, поросшему сосняком. Параллельно ей, на расстоянии видимой связи, по гребню кряжа двигалась редкая цепочка правого боевого охранения. Где-то внизу, почти невидимое отсюда, пробиралось сквозь кусты и мелколесье левое охранение, которому сегодня не повезло, так как кряж тянулся нескончаемо и все время с севера на юг, прямо по курсу бригады. Иногда угадывалась близость Унут-озера — над верхушками леса внизу распахивались ширь и простор, но самого озера так ни разу и не увидели — ведущему было приказано не подходить к берегу.
— Иван Антоныч,— сказал Аристов, поправляя очки,— боюсь, что с такими случаями нам придется иметь дело и дальше.
— Это еще почему?
— Есть тут одно обстоятельство,— мягко улыбнулся Аристов.— Я виноват, что не сказал тебе раньше, но с бригадой двигается несколько фронтовых разведчиков. Одни из них должны незаметно скрыться, другие — сдаться в плен. Подробностей я и сам не знаю. Но пришли они к нам с пополнением в Сегеже. Возможно, Симаков из них.
— Это уж черт знает что! — возмутился Григорьев.— Командир бригады последним узнает о таких делах.
— Не последним, а третьим,— поправил его Аристов.— Да ты не сердись, дело это деликатное, сам понимаешь.
— Кто еще зиает?
— Занимается этим Ситников. Только прошу тебя, об этом никому ни слова.
— Вершинин знает об этом?
— Возможно, и нет. Все это идет по другим каналам. Меня доверительно предупредил Куприянов.
— Вот что, комиссар. Коль так, то ты мне ничего не говорил и я ничего не слышал. Теперь, после случая с Симаковым, я еще строже прикажу стрелять по каждому, кто будет замечен в трусости или попытке перейти на сторону врага. Ясно?
— Ну и отлично,— улыбнулся Аристов.
— Не понимаю, чему ты радуешься. Ведь мы постреляем этих разведчиков.
— Это уж как выйдет. На то их и готовили, чтоб уметь сделать свое дело. В противном случае, кто из финнов им поверит?
— Ну, смотри. Задал ты мне задачу. Уж лучше не говорил бы совсем. Будто других забот у меня мало... Через час привал и совещание командиров. Будем думать, что делать дальше.
Григорьев сказал «будем думать», а сам уже держал в голове твердый план. Он решил как можно скорее вывести бригаду к глухому озеру Пизанец, занять круговую оборону и ждать продуктов. Озеро большое и там возможна посадка гидропланов, а главное — вокруг на десятки верст ни селений, ни дорог, ни троп. На подходе к озеру он развернет бригаду фронтом, чтоб не оставить никаких следов. Такой маневр наверняка введет в заблуждение финнов, а главное — избавит партизан от переправы через реку, соединяющую Пизанец и Тумбасозе-ро. Речушка невелика, но переправ Григорьев не любил. По опыту пограничной службы он знал, что следы даже небольшой группы людей легче всего обнаруживаются при переправах.
Район озера Пизанец выгоден и в другом отношении. Если теперь, после обнаружения, командование решит изменить задание, сочтет нецелесообразным дальнейшее движение бригады к Поросозеру, то отсюда нетрудно будет развернуть диверсионные действия на дорогах Совд-озеро — Паданы, Поросозеро — Медвежьегорск и даже Паданы — Масельгская. При случае можно будет разгромить гарнизоны в селениях Янгозеро, Совдозеро и Сельга.
Конечно, Григорьев пока еще ке имел никаких оснований рассчитывать на такой поворот событий, но на всякий случай прикидывал и этот вариант...
Сейчас главное — поскорее выйти из междуозерья, получить возможность свободного маневра.
Однако сделать это незамеченными не удалось...
2
Произошло странное преображение.
Короткий бой у поселка Тумба, принесший столько забот и трудностей командованию бригады, на рядовых партизан подействовал самым неожиданным и отрезвляющим образом. После двадцати дней молчаливого блуждания по лесам, в котором все было непонятно, таинственно и потому напряжено до предела, он как бы вернул их в знакомое и привычное состояние.
Через двери и окна люди выскакивали из бараков, не-домывшиеся в бане наскоро натягивали на мокрое тело белье, хватали вещмешки и оружие и все бежали к линии обороны: одни по команде, другие, кто не слышал команды, по нехитрому воинскому правилу действовать так же, как действует товарищ. Люди разных отрядов бежали навстречу друг другу, и эта сумятица в первые минуты была похожа на панику. За протокой слышалась яростная пальба из пулеметов и автоматов, случайные пули посвистывали над головами, и никто еще не знал, где противник и сколько его. Не все еще успели добегать и залечь в оборону, как поступила новая команда: поот-рядно сниматься и отходить к лесу. Бой за протокой начал стихать, он перешел в размеренную перестрелку, потом перестрелка стала опять нарастать и приближаться к поселку, но это никого уже не страшило и по-своему даже успокаивало: отряды в сборе, а отходить под звуки боя спокойней — по крайней мере знаешь, где противник. Все это не один раз было испытано во время зимних операций на Онежском побережье, и потому привычно.