Отстающих не было. Реальная близость противника заставляла даже ослабевших действовать быстро и на пределе сил. Вначале шли ходко, почти беглым шагом, потом приняли обычный походный ритм с частыми остановками для коротких разведок.
Стрельба позади давно уже затихла, тучи гнуса вились над потными людьми — все было, как вчера, как пять — десять дней назад, и вместе с тем все было по-иному. Стычка с врагом, пусть короткая и не совсем понятная по исходу, так как участвовал в ней лишь один взвод, а вся бригада зачем-то стала поспешно отходить, все же эта стычка была началом дела, ради которого партизаны вот уже третью неделю бродят по лесам. Не успел взвод Бузулуцкова догнать бригаду, как по отрядам невесть каким образом распространился слух, что засада вышла удачной, что пулеметчики кинжальным огнем положили в болотине целую гору трупов, что финнам теперь уже не до преследования — и все это радовало, воодушевляло, так как нет ничего хуже для настроения людей в таком походе, чем неудачное начало. Эта короткая радость затмила на время все другие заботы. Потом, когда одна за другой опять потянулись долгие лесные версты, усталость и голод вновь напомнили о себе, первое воодушевление схлынуло, и все, что произошло в Тумбе, не то чтоб утратило свое значение, а как-то постепенно начало отдаляться, и вновь разговоры на коротких остановках стали вертеться вокруг старой и по-прежнему самой острой темы — о продуктах, о самолетах, об оставшемся пути.
Когда человек знает так мало, как мало знали рядовые партизаны о целях и задачах своего секретного похода, каждая примета наполнена для него особым и многозначительным смыслом. И то, что бригада столь поспешно покинула поселок и без привалов двигалась куда-то на юг, родило предположение, что продукты уже сброшены в другом районе, что комбриг торопится как можно скорее туда — и это оправдывало в глазах людей все.
О случае с Симаковым знали немногие. Андрей Вузу-луцков еще заранее предупредил пулеметчиков до времени не болтать лишнего, а теперь, после напутствия комиссара бригады, настрого приказал держать язык за зубами. Он знал, что в Сегеже в бригаду влилось несколько десятков новичков, и для себя слова комиссара истолковал таким образом, что предательство Симакова может вызвать подозрение к новичкам со стороны старых партизан. Сам по себе этот случай он считал скорее позорным, чем опасным. Что может сообщить противник} рядовой партизан, да еще новичок? В лучшем случае, примерный численный состав бригады и фамилии команд диров. Конечно, если он не был завербован заранее как шпион. Но что-то непохоже на это...
Раздумывая об этом, Бузулуцков с каждым разом все отчетливее припоминал жалкую одинокую фигурку, мечущуюся у барака, винил себя за нерасторопность и негодовал, что эта сволочь из чужого взвода лишила его ребят заслуженной похвалы комбрига.
Когда люди долго находятся в лесу, живут тесной, замкнутой в себе жизнью, то, кажется, нет и не может быть такой тайны, которая со временем не стала бы известной всем. И она неизбежно обрастает самыми невероятными подробностями. Так случилось и на этот раз. Через час-другой уже мало кто не знал, что в бригаде произошел случай предательства. Говорили, что предателей было якобы двое, но одного комвзвода Бузулуцков из отряда «Мстители» скосил из автомата, а другому, к сожалению, удалось скрыться.
Как водится, последним о таких слухах узнают командиры. Во время одной из остановок командир отряда имени Антикайиена Николай Кукелев подошел к штабу.
— Правда это? — спросил он у Аристова.
— Что правда? — удивился тот.
— Будто нашлись два предателя...
— Так уж сразу и два,— попытался Аристов отделаться шуткой.— И одного по горло хватает.
— Один, значит, есть?
— К сожалению, есть... Трус остался в поселке.
Кукелев помолчал, сумрачно покусал губу, подбирая
слова:
— Надо людям правду сказать... А то бродят дикие слухи.
— Скажем. Будет привал — скажем. Проведем короткие летучки. А слухи надо пресекать.
— Привал когда намечается?
— Пойдем до озера Пизанец без ночевок.
— Долго идти, километров пятнадцать. Окончательно вымотаем людей.
— Другого выхода у нас нет...
— Люди уверены, что идем к месту выброски продуктов.
— Так оно и есть.
— Все считают, что продукты уже сброшены.
— Возможно и это. Через час будем держать связь с Беломорском. Попросим поторопиться.
— Да, начинаются дни золотые...
Из всех командиров отрядов такой разговор с комиссаром бригады мог позволить себе только Кукелев, да и то лишь в последние полгода и наедине. Они знали друг друга с довоенных времен, но тогда секретаря РИКа и первого секретаря райкома партии разделяла солидная служебная дистанция. В партизанском отряде командирский авторитет Кукелева рос из месяца в месяц, и Аристов, который в январе рекомендовал его на эту должность, сам удивлялся и гордился этим. Кто бы мог подумать, что из скромного, ничем не приметного риковского работника выйдет такой прекрасный партизанский командир — всегда собранный, уравновешенный, мужественный в бою и справедливый в общении с подчиненными. Ему бы чуть побольше образования и военной подготовки— то и цены не было бы! Зимой, после Клименецкой операции, Аристов первым пошел на дружеское сближение с Кукелевым, уже зная, что тот не превратит эту близость в панибратство. Так оно и выщло. До сих пор, даже в разговорах наедине, Николай Иванович стеснялся обращаться к комиссару на «ты», обходился какими-то безличными вопросами и фразами.
Вначале такая манера коробила Аристова, она выглядела не очень уважительной и даже грубоватой, но постепенно он привык, даже стал видеть пользу, так как за этим стояли прямота и откровенность, на которые не каждый решится.
Кукелев, как видно, собирался не то спросить, не то сообщить еще что-то, но в это время цепочка, пропадавшая за поворотом, зашевелилась, дрогнула и стала натягиваться, потом это шевеление и растягивание докатилось до штаба, Аристов, как и все, прежде чем сделать первый шаг, подкинул, поправляя на плечах, вещмешок, шевеление поплыло назад, и началось движение.
Кукелев заспешил вперед, к своему отряду, который шел направляющим.
В семнадцать часов бригада вышла на траверс южной оконечности Унутозера, пересекла старую, давно не хоженую тропу, свернула чуть к востоку, чтобы обогнуть усеянную валунами полуголую высоту.
Колесник, определив местонахождение и отметив его на карте, застегивал планшет, когда неожиданно движение остановилось и потом впереди загремели выстрелы..,
Первый взвод отряда имени Антикайнена шел в головной заставе. Три бойца во главе с командиром отделения — дозором чуть впереди, по бокам — парные наблюдатели, а сам комвзвода все время сверял по компасу азимут, выбирая для бригады скрытный и удобный путь. Тропа петляла, вслед за ней змеилась цепочка людей, и каждый шел, почти в точности повторяя движения товарища. Время от времени головной взвод замедлял шаг и высылал вперед метров на триста разведку. Разведка уходила вперед, и минут через пять, если все было тихо, движение возобновлялось в прежнем ритме. Такие остановки лишь изредка замечались в бригаде. Сейчас как раз подошло время для новой разведки. Командир взвода уже хотел подозвать к себе очередных разведчиков, чтобы дать им задание, как боковой наблюдатель вполголоса крикнул:
— Комвзвод, слева финны!
Партизаны без команды начали расползаться в укрытия, занимая оборону.
Ниже по склону, наискосок к бригадному курсу, двигалась змейка финских солдат. Было их совсем немного, человек двадцать, и шли они медленно, как бы неохотно, командир взвода успел подумать, что это, наверно, тоже дозор или разведка. Но в ту же секунду словно ток пробежал по вражеской цепочке, она без команды рассыпалась, пропала, и сразу же затрещали автоматы.