По всему озеру неслось радостное партизанское «ура» — кричали на плотах, кричали на берегу, и уже никому не было дела, что позади, с неблизкого теперь островка все еще раздавались отдельные выстрелы... Наверху шло настоящее воздушное сражение. Вскоре прилетели еще два наших истребителя, бой постепенно стал смещаться на запад, партизанам показалось, что один финский самолет густо задымил и скрылся за горизонтом. Потом «Яки» вернулись, дважды прочесали огнем берег у бараков, куда к тому времени успели выйти две финские роты преследователей; сделав низкий круг над плывущими по озеру плотами, летчики приветственно помахали и ушли на восток.
Последние плоты медленно приставали к берегу, а три или четыре так и продолжали чернеть на середине озера — в живых там никого не осталось.
Потери были немалыми: тридцать человек убито, десять утонуло и тринадцать ранено.
Потом, на протяжении двадцати послевоенных лет, директор крупнейшего в Карелии Паданского леспромхоза, депутат Верховного Совета СССР, партизан Павел Дмитриевич Брагин будет часто бывать в этих местах, задумчиво стоять на берегу Елмозера и смотреть на светлую и совсем узкую полоску воды, которая тогда, в августе 1942 года, казалась такой широкой и стала для многих чертой между жизнью и смертью.
Однажды, во время очередного слета бывших партизан, он грустно признается:
— Десятки раз бывал на Елмозере. Люблю рыбалку. Но ни разу не закинул в это озеро удочку, ни разу не напился из него воды... Все и сейчас видится, будто перед глазами еще плывут партизанские плоты, а по воде расползаются бурые кровавые разводья..*
4
Радость была недолгой.
Берег, который представлялся таким спасительным и куда так отчаянно стремились, оказался не материком, а длинным, узким островом, за которым простиралось почти необозримое болото. Что оно сулит — об этом в первые минуты не думалось. Даже те, кому когда-либо доводилось бывать в этих местах или кто видел это болото густо заштрихованным на карте, сходили с плотов на каменистую отмель не только со вздохом усталого и счастливого облегчения, но и с полной верой, что все, наконец-то, кончилось, и каждый, ступивший на эту землю, может считать себя оставшимся в живых. Если уж удалось под огнем и авианалетами форсировать озеро, то болото, каким бы оно ни было, уж как-нибудь можно преодолеть.
А те, кто вообще ничего не знал — ни об острове, куда они высадились, ни о маршруте, которым предполагалось двигаться дальше, смотрели на открывшееся с востока болото с тревожным опасением не потому, что болото такое непроходимое — этого они тоже не знали, а потому, что оно столь огромное и если командование решит обходить его, то понадобится уйма сил и времени. Сил было так мало, что ставились они выше любого риска и опасности.
Поэтому, когда раздалась команда «Подъем!» и направляющие двинулись к болоту, то многие партизаны были обрадованы...
Все это произойдет позже, через два часа, а пока — изнуренные, выбившиеся из сил, израненные партизаны сначала долго и недвижимо лежали на земле, где кто свалился, потом начали приводить потихоньку в порядок себя и оружие, медсестры принялись перевязывать раненых, командиры — расставлять посты и огневые точки, у кого были продукты — те уже раскрыли вещмешки...
Аристов дал своему новому связному Васе Макарихи-ну бинокль и приказал безотрывно следить за противоположной стороной болота. Он считал, что и спецшколе, и пограничникам давно бы уже следовало быть там. Беломорск подтвердил, что вчера спецшкола находилась в десяти километрах от Елмозера. О пограничниках новых сведений не имелось.
Все больше озадачивало то, что происходило позади, на западном берегу. По движению у разобранных бараков, по дружной, но недолгой вспышке ружейной и пулеметной стрельбы можно было понять, что туда стянулись большие силы противника. Где-то невидимо протарахтели моторные лодки, но потом все как-то странно угомонилось, и эта тишина особенно настораживала. Он знал, что финны не решатся на преследование по открытому озеру, но это не гарантировало безопасности. У них достаточно сил сделать еще одну попытку перехвата по суше, со стороны Барановой Горы и Кузнаволока. В таком случае надо поторапливаться и уходить с этого острова.
...Если бы Аристов мог точно знать, что происходило в это время за Елмозером, он, вероятно, не стал бы спешить и, возможно, принял бы другое решение.
Командир 2-го батальона 12-й финской бригады майор Пюеккимиес вышел к баракам, когда последние партизанские плоты приставали к противоположному берегу. Он сразу донес в штаб, что партизанам, несмотря на потери, удалось переправиться. Полковник Мяки-ниэми в ответ приказал немедленно организовать преследование за озером и во что бы то ни стало выполнить строжайший приказ главнокомандования — ни один партизан не должен уйти на свою сторону живым. Вернувшийся с островка командир полевого охранения доложил, что партизан за озеро переправилось совсем немного, человек семьдесят. Ему лестно было подчеркнуть свои успехи и ничего не стоило вдвое занизить цифру. Майор Пюеккимиес решил, что для преследования хватит трех взводов, и попытался найти добровольцев. Однако охотников воевать с партизанами на нейтральной полосе не оказалось. Даже лейтенант Виеримаа заявил:
— Добровольно не пойду. Но, конечно, солдат вынужден сделать все, что ему прикажут.
В ротах, занимавшихся преследованием почти месяц, можно было услышать от солдат гораздо более грубое ворчание.
Приказали идти двум егерским взводам и взводу лейтенанта Теериоя. Выход был назначен на шестнадцать часов.
К четырнадцати часам подоспели подразделения минометчиков, и по противоположному берегу был открыт интенсивный огонь.
...Как только на острове начали рваться первые мины, Аристов принял решение форсировать болото и поднял бригаду. За полуторамесячный поход партизанам пришлось преодолеть не один десяток болот, но это прежде всего поражало устрашающими размерами. Справа за мысом оно незаметно переходило в озерную губу, слева простиралось до узкой полоски горизонта, а противоположный берег был так далек, что виделся сквозь сизоватую дымку. Где-то посредине должен был протекать значившийся на карте ручей, впадающий в Елмозеро, но сейчас он был неразличим. Дождливое лето держало в озере высокий уровень, и все болото сверкало под солнцем бесчисленным множеством залитых водою глазников и промоин. Обнадеживали узкие и зыбкие, поросшие зеленью межники, но и они под тяжестью человека оседали сначала по колено, потом по пояс, а ближе к середине люди ощупью двигались по горло в воде. Малейший неверный шаг приводил к беде. Еще не дошли до середины, а трое из раненых, не удержавшись на шаткой опоре, оступились, и никто не успел помочь им, так как двигаться приходилось на расстоянии нескольких метров друг за другом. Девушки-сандружинницы то и дело вынуждены были бросаться вплавь, они отчаянно и молча барахтались, выбиваясь из сил, им подавали шесты и вытягивали на более высокое место.
Поняв всю отчаянность положения, Аристов остановил движение, передал назад в тыловое охранение, которое еще было вблизи острова, приказ сделать два-три плота, пробиться на них по чистой воде к ручью и помогать не умеющим плавать.
Это спасло жизнь многим.
Первым появился на плоту Иван Улитин. Сидя верхом на скрепленных ремнями двух бревнах, он плавал по разводьям, наблюдая за цепочкой и, как только кто-либо начинал барахтаться, торопился протянуть ему длинный шест. За ним на таком же плоту подъехал Николай Чурбанов из отряда имени Антикайнена.
Двигаясь по грудь в воде, с надеждой поглядывал Аристов на противоположный берег, ожидая увидеть подоспевшую туда помощь. Но час проходил за часом, а берег не подавал признаков жизни. Это вызывало злость и раздражение, Аристов уже мысленно повторял те фразы, которые обязательно произнесет в Беломорске по адресу руководителей штаба партизанского движения, когда речь пойдет об итогах рейда. Там он будет безжалостен, он не пощадит ничьих авторитетов, и пусть Куприянов знает, как были организованы обеспечение и помощь бригаде...
Через ручей плыть пришлось каждому. Он был невидим, лишь угадывался под широким, протянувшимся вправо и влево половодьем. Плотики не успевали, и снова несколько человек, не рассчитав свои силы, не дотянулись до опоры под ногами и потонули в по-озерному прозрачной воде.