Похоже, Баренкоину удалось прекратить ворчание Райата. Он отличался удивительной даже для морпеха грубостью, а еще безжалостно подкалывал Беннетта. Наверное, нервы.
— Тридцать секунд до выброски, — сказал в наушниках голос пилота.
Я умру, подумала Линдсей.
— Двадцать секунд.
Я не вернусь. Как я раньше не подумала?!
— Пятнадцать секунд.
Зациклилась на одном. Эдди, прости меня.
— Десять.
Но в конце концов…
— Девять. …я буду…
— Восемь. …с Дэвидом.
— Семь.
— Эд, помоги, — сказал Баренкоин.
— Шесть.
— Эд, я хочу писать!
— Пять.
— Пробкой заткни.
— Четыре.
— Эд, мы еще здесь?!
— Три.
— Да пошел ты, Март.
— Два.
— Заткнитесь, — рявкнула Линдсей.
— Один. Зеленый свет. Пуск. Ей показалось, что она падает.
Пена брызнула внутрь костюма, и через несколько секунд Линдсей оказалась в мягкой, но надежной колыбели из полисиликата. Она еще падала, хотя мозг говорил, что, должно быть, уже приземлилась. Она видела тонкий трос, который привязывал ее к майале. Если бы она собралась с духом и обернулась, то увидела бы Беннетта и остальных, которые, как бусы, были нанизаны на тот же трос.
Человеку нужен пол. Нужен даже больше, чем представление, где верх, а где низ.
Не полет, не катапультирование из кабины самолета, не выход в открытый космос со страховкой, а что-то совершенно иное — абсолютный физический ужас, который только усиливался оттого, что Линдсей не ощущала гравитации.
Лишь бы не стошнило. Она закрыла глаза. Каждый костюм имел автопилот, но доверять ему трудно, когда ты упакован в пластиковый мешок с пеной и все твои мысли только о том, как бы он не сгорел от трения в атмосфере. Она слышала почти непринужденную болтовню ребят. Баренкоин перестал дразнить Беннетта — все были заняты.
— Солнечный Луч, вызывает Лаброс-Два, прием, — сказал голос Куруши.
— Ух… Солнечный Луч на связи, прием, — отозвалась Линдсей.
— Просто проверяю, конец связи.
— Я тоже здесь, — сказал Райат, но никто ему не ответил.
— Солнечный Луч, ожидайте вращения костюма, — сказала Куруши. — Осталось недолго. Конец связи.
Время текло как-то прерывисто. Двести километров — чертовски долгий путь. Линдсей ощутила резкий толчок — костюм отделился от троса и переключился на внутреннюю навигацию. Какое-то время Линдсей смотрела на другой костюм — чей? — а потом почти все заслонил Безер'едж.
Костюм перевернулся — она оказалась на спине. В этом были свои плюсы и свои минусы. Плюсы — термозащитный материал правильно распределился по костюму. Минусы — она падала в пустоту и не видела никаких ориентиров. Линдсей принялась считать. Они на высоте примерно пятидесяти тысяч метров.
— Малый Солнечный Луч вызывает Солнечный Луч. Начинается самое сложное. Конец связи, — сказал Беннетт, и Линдсей ощутила тепло. Может, ей мерещится?
В нескольких дюймах от ее позвоночника и внутренних органов, за тонким слоем эластомера и мягкого стекла температура достигала ста градусов по Цельсию. Костюм снаружи разогрелся, как метеорит. Не думать об этом… Линдсей была готова зажарить себя в микроволновке, лишь бы убить Шан Франкленд, но сгореть при входе в атмосферу — это уже перебор. Слишком медленно.
Она не могла дотянуться до ядерной ракеты, спрятанной в ногах, потому что пена облепила УРУ так же, как и ее саму.
— Солнечный Луч вызывает Малый Солнечный Луч, — сказала она в микрофон дрожащим голосом. Вибрация и ускорение свободного падения становились почти невыносимыми. Пусть ребята думают, что она испугалась, все равно. В такой ситуации только псих или Шан Франкленд не наложили бы в штаны. — У м-меня тут телеметрические показатели. Сколько до пункта назначения? Конец связи.
— Солнечный Луч, говорит Малый Солнечный Луч, почти приехали, конец связи.
Линдсей закрыла глаза. В своем гробу из койки и звукоизоляционной ширмы она всерьез думала о смерти. Теперь она примеряет другой саван, а ей нет еще и тридцати. Нечестно.
Она как раз думала о том, что Шан Франкленд наверняка сказала бы ей: да, мир несправедлив, успокойся и живи дальше, когда ее тряхнуло так сильно, что чуть не раскрошились зубы. Это раскрылся парашют. Десять тысяч метров. Линдсей моргнула. Облака. Вспышки радужного сияния. Господи, пожалуйста, дай мне приземлиться на твердую почву, не хочу угодить в зыбучие пески… — взмолилась Линдсей.