– Сашка, сходи, проведай мою няню, – просила бабушка.
При этом она обязательно собирала сестре какой-нибудь гостинец, будь то завёрнутый в тряпицу кусочек сала или сумочка с печёными грушами.
– У ей в прошлом годе жердёлину ветром свалило, – говорила она, насыпая сушёные абрикосы. – Дорогу не забыл? Гляди в Деркул не скатись с яра… Чекамаса увидишь – проси, он перевезёт… – наставляла она в дорогу.
Долго иду знакомой тропкой, повторяющей все изгибы реки. Замечу Чекамаса – тихо стою на яру, наблюдаю, как он выбирает из сетей рыбу.
– Ну, на энтот берег?
Заметив меня и не дожидаясь ответа на свой оклик, старик находит на моей стороне пологое место, и, причалив, поджидает, пока я спущусь с яра.
– Поплыли?
Молча, киваю в ответ.
Умело управляясь одним веслом, старик направляет лодку в нужное место.
– Так, рассказуй! – нарочито строго говорит он.
Я теряюсь и продолжаю молчать.
– Ты чей?
Путаясь, я неуверенно рассказываю о своём происхождении, которое дед Чекамас знает лучше меня самого.
– Неверно! – выслушав меня, говорит он и научает:
– Когда спросят «Чей?», нужно отвечать: «Бабки Феньки казначей». Усвоил?
Кротко киваю.
– То-то ж! – торжественно произносит Чекамас, и в усах его шевелится улыбка.
На прощанье он достает из лодки пару больших рыбин, нанизывает их через жабры на гибкую таловую хворостину.
– Неси, бабка Фенька юшки сготовит, – приказывает он. – Допрёшь?
Утвердительно киваю в ответ.
Поставив на огонь закопченную кастрюлю, баба Феня чистит на уху рыбу.
– Спасибо, Чекамас – не помрём с голоду, – говорит она, отгоняя ногой котов. – Весь хутор рыбой кормит…
– Брысь! Напали окаянные, спасения от вас нет… – незлобно ворчит на котов.
Уха готовится быстро. Баба Феня, заправив её напоследок укропом, зелёным луком и перцем, снимает с огня. Под старой яблоней, в тени ветвей широкий стол.
– Пополуднуем здесь, чтоб в хату жару не тянуть, – нарезая домашний хлеб, говорит старуха.
Я сажусь на врытую в землю скамью и вижу, как, тяжело ступая, сутулясь под своей ношей, идёт по улочке Чекамас. На одном плече у него смотанные снасти, на другом мешок с рыбой, часть которой он скоро завялит впрок, а остальную раздарит соседям.
– Савельич, – окликает его баба Феня. – Зайди юшки хлебни. Как раз готова…
Словно раздумывая, Чекамас замедляет шаг, наконец сбрасывает с плеча мешок с уловом и аккуратно прислоняет к плетню свои снасти.
– А до юшки есть чего? – тяжело выдохнув, произносит он.
– Заходь, плясну стопочку. Как жа без того…
Сев за стол, Чекамас разминает затёкшие плечи, аккуратно подвигает к себе налитую до краёв стопку, медленно выпивает и, шумно сёрбая, начинает закусывать. От горячей ухи на лице его проступают капельки пота, которые он утирает, пропахшей рыбой и тиной рубахой.
– Возьми полотенце, – предлагает баба Феня. – Рубаха у тебя сомом провонялась…
– То так… – продолжая усердно сёрбать, соглашается Чекамас, но полотенца не трогает.
– Ты, Савельич, секрет какой-то знаешь, – говорит баба Феня. – И разу даром не сходишь – всегда с рыбой…
– Какой там секрет… – не отрываясь от еды, нехотя отвечает старик. – Верти головой да приметы запоминай. Калина зацвела – сазан пошёл, бузина – сом… На молодой месяц можно и не ходить – рыба болеет, с места её не стронешь… Вот и все секреты…
– Ещё пляснуть?
– Хорошая юшка, – не отвечая на вопрос, говорит старик. – Перца только пожалела – можно б больше сыпнуть…
– Ну, так что?.. – кивает на графинчик баба Феня.
– Делов много, не до того… В другой раз… – отодвинув пустую миску, отвечает тот и, вновь покрутив плечами, идёт к своим снастям.
Когда ж в следующий раз на переправе Чекамас, учиняя свой привычный допрос, спрашивал: «Чей?», я, наученный им же, отвечал уже более уверенно:
– Бабки Феньки казначей.
– Ну, это другое дело! – довольно разглаживал усы Чекамас. – Може, когда и мне перепадёт с твоей «казны»…
Каждый раз баба Феня радуется моему приходу до слёз. Разогревая на керогазе обед, она без умолку расспрашивает меня о хуторских новостях, в которых я был не очень силён.
– Волка мого не встречал доро́гой? – накормив, спрашивает она с улыбкой.
Глаза её загораются, и она в который уж раз рассказывает известную историю, как когда-то, ещё в молодости, ходила домой проведать родителей и, когда уже в сумерках «верталась» к своему «Хведе» и детям, на тянувшейся вдоль Деркулького яра просеке «встренулась» с волком.
– Иду себе и иду. Вечор, захмарилось, ветер с горы как дунет – закряхтел лес, деревья сучьями затрещали. Вдруг вижу: по краю яра идёт навстречу мне волк. Спужалась, спряталась за дубочек. А тот идёт понурый такой, думает о каких-то своих волчьих делах, – может неудача какая в жизни, может, дремлет и грезит кого-то съесть. Стою неживая. Ветер от волка дует, не чует меня, идёт себе и идёт… Вот и со мной поравнялся. Я с перепугу как «авкну» на него из-за дубка! Тот как подлетит, да кубарем с яру, не удержался да в воду. Вот, думает, чёртова баба, откуда ты взялась на меня?..