Вспомнились мне все плачи Давыдовы, взываю к Небесам:
«Услышь меня, Боже, правды моей, дай в тесноте мне простор, помилуй и услышь молитвы мои. Помилуй мя, Господи, ибо я немощен…»
«Что, сепар, под святого косишь?»
И давай колотить. А как уморятся пинать меня, я им говорю:
«Не святой – грешник, такой же, как вы, может, и хуже. Вы не знаете, что грешите, а я знаю и грешу…»
«Что ж ты такого накуролесил, хрен старый?»
«Грех, он разный бывает, – вразумляю их. – Не делом, так мыслью согрешишь… Вашему разуму это недоступно».
«Ах, ты нас за дураков держишь?..» – И опять лупят.
«Мы по-твоему не Богу служим?..»
«Богу служат со страхом и радуются с трепетом».
«Блаженный?»
«Блаженны все, уповающие на Господа своего».
«Ты нам зубы не заговаривай. Считаешь, что там за Донцом все праведники, а мы грешники? Так?»
«Все мы из одного рода и мало чем отличаемся в распутствах своих. Но не они пришли к вам, а вы к ним…»
«Здесь Украина, и мы освобождаем её от москальской мокши!» – кричат.
«Каждый, убивающий брата своего, придумывает себе оправдание. Для тех, кто за Донцом, всё до Днепра и дале – Россия. Что ж теперь, поубивать друг друга?..»
«Точно – сепар! – кричит один. – Проговорился!»
И опять по сопатке мне… А я утрусь и своё им толкую:
«Какой же я «сепар», когда каждую душу оплакиваю?..»
«Ты бы свою оплакал! А ну, пой гимн Украины!»
«Я только Господу гимны пою».
Побили так, что не помню, как в яму упал. Слышу:
«Ну как там, мягко шмякнулся? Господь подстелил соломки?»
– Вот же сволочи!.. – восклицаю я.
– Да нет, они ребята обыкновенные, – неожиданно заступается за своих мучителей Иван Ильич. – Это вино дурное. Выпьют – оно и прёт из них…
– А пьют каждый день…
– Не просыхают, – вздыхает старик. – Беда… Иной раз и не бьют, а лучше б побили… Возьмут какую-то дощечку да и пульнут на голову собачье дерьмо, потом хохочут до слёз. А я:
«Помилуй мя, Господи, воззри на страдание моё, от ненавидящих меня. Помилуй их, Господи, и прости им всю немощь их. Зачем вы тираните меня, добрые люди?»
«Хочешь избавиться от страданий? Тогда одна дорога… Ну, гимн Украины с твоими мозгами не выучить, легче предлагаем: каждый раз, как мы будем идти у ямы, будешь орать: «Слава Украине!» и «Героям слава!» Справишься?»
«Славу только Господу поют», – говорю им.
«Ну, тогда вот тебе твоё избавление». И кидают в яму верёвку.
«Напрасно, – говорю, – искушаете душу мою, ей не тесно в шкуре моей».
«Посмотрим, что ты через пару дней запоёшь! Тут не такие сидели – и гимн пели и «Слава Украине!» орали».
«Иов и Христос не такое терпели, и я с Божьей помощью одолею…»
Неделя прошла, а может, и больше, услышал Господь мои молитвы, и приезжает тот самый начальник, который раньше меня отпускал, когда я только на престол шёл.
«Что тут у вас?»
«Шпиона поймали в полях, недалеко от базы».
«Ну и что он?..»
«Поёт…»
«Катюшу?»
«Поёт: «Послухайте мене: страху Господню научу вас…»
«Во как?!»
Подошёл, глянул.
«Раб Божий?»
А я как обрадуюсь ему! Плачу, кланяюсь и всё соглашаюсь:
«Раб Божий, раб Божий, раб Божий…»
«Не унываешь?»
«А чему унывать – всё слава Богу! Господь прибежище моё во времена скорби».
«Ну и что с тобой делать теперь?»
«Как Господь подскажет…»
Усмехнулся, обернулся к своим:
«Вывезите прочь, чтоб не смердел тут, и расстреляйте», – сказал так и пошёл дальше.
Посадили меня в машину, везут и везут бог весть куда. Со мной двое ребят сидят, те, что по призыву – «гы» да «гы» всю дорогу. А я наставляю их:
«Вы, ребята, не злословьте, бойтесь Господа, ибо он взыскивает за кровь и не забывает вопля угнетённых».
«Ничего себе, дед загинает!» – опять смеются.
«Это не я – Давид пророчествовал… Вы, как дело справите, меня лицом на восток положите, чтоб всё по правилам было…»
Те пуще хохочут, мол, не сомневайся «раб Божий» – расположим как надо.
Смотрю на этих ребят: «Такие молодые и будут из-за меня грех нести». Жалко их стало, шепчу молитвы о спасении душ ихних. А те думают, что я о себе хлопочу – знай, смеются.
Вот угадываю – знакомые места замелькали. Въезжаем в станицу. Стали.
«Вылезай», – говорят.
«Здесь, что ли?..»
«А чем тебе не нравится здесь?» – смеются.
«Да людно…»
Опять хохочут.
«А ты, дед, что, смерти не боишься?»
«А чего её бояться? Обычное дело…»
Посмеялись они, свернули с дороги и уехали Бог весть куда. А я постоял, пождал – нет их. И только тут догадался: тот военный начальник, который избавил меня от плена, хотел меня напугать напоследок расстрелом. «Вот же глупый человек! – в сердцах думаю я. – Бедный и несчастный, всех по себе меряет… Прости его, Господи».