Закинув под мышку автомат, тот обнимает меня, как старого знакомого. На его худощавом лице двухнедельная щетина, сквозь которую проступают грязные потёки давно не смываемого пота. Весело поблёскивающие серые глаза кажутся чужеродными на этом лице.
– Это Абхаз, – представил Жека. – Командир Северного блокпоста.
Было видно, что Абхаз подошёл неспроста, – наверняка имел какие-то вопросы к «Майору».
– Почему не брит, командир? – опережая его, неожиданно спросил «Майор». – Через вас тысячи людей проходят, смотрят на вас. Вы же лицо Республики…
– Да… То нечем, то некогда… – смутился Абхаз.
– Дать свой станок?
– Не надо… Всё есть. Замотался…
– Присядем ко мне в машину – есть разговор, – уже мягче сказал «Майор» и кивнул на свою иномарку.
Прежде чем залезть с Жекой на заднее сиденье, Абхаз смущённо оббил с себя пыль.
Из своей папочки «Майор» достал лист бумаги, подал Абхазу, и я, только лишь взглянув краем глаза, угадал: «Точно такие ж вопросы, как и в моём “письме”».
– Ознакомьтесь. Будет хорошо, если ответите по этим пунктам, – быстро передвигая по листу указательный палец и останавливаясь на нужных местах, сказал он.
Некоторое время Абхаз и Жека, вертя в руках лист, изучали поставленные вопросы.
– Я могу ответить только на этот, этот и этот… – тыча чёрным пальцем в лист, наконец произнёс Абхаз.
Жека промолчал.
– Прекрасно! – сказал «Майор» и подал Абхазу свой блокнот и ручку. – Можете ответить прямо здесь, в моём блокноте.
Абхаз вновь перечитывает вопросы «Майора», долго сосредоточенно обдумывает свой ответ. Наконец, тяжело выдохнув, возвращает и вопросы, и так и не замаранный писаниной блокнот.
– Всё равно Бэтмену отвечать на все… – виновато улыбнувшись, говорит он.
– Замечательно! – принимая назад свои бумаги, воскликнул «Майор», словно другого ответа он и не ждал от Абхаза.
– У вас что-то ко мне?..
– Да… Нет, ничего… – видимо, передумав, ответил тот.
Блокпост Абхаза в двух километрах от погранперехода Северный. Когда-то здесь была украинская таможня. Высокое, выкрашенное в голубой цвет здание. На всю стену розовое полотнище с ликом Спасителя и надпись: «Нет больше той любви, аще кто положит души свои за други своя». Слева от блокпоста старая пожарная вышка, от которой тянется сеть недавно выкопанных окопов. Где-то вдали били миномёты, слышалась беспорядочная стрельба.
– Через Суходол едь, – говорит Абхаз Жеке. – Там дорога, конечно, убитая и длинней, зато поспокойней…
– Ты меня учишь? – усмехается тот.
– Гляди сам… Укропские ДРГ сегодня под Молодогвардейском четыре машины беженцев расстреляли. Так, ни за что – потехи ради. Не напорись…
Какое-то время едем пустой, совершенно разбитой дорогой, тут и там объезжаем сгоревшие машины беженцев. Знойный ветер колышет рассыпанное у обочин тряпьё. Высоко в небе гудит самолёт. Высунувшись в окно и морщась от яркого света, Жека смотрит ввысь.
– Если всё-таки долбанёт, то без шансов… – буднично говорит он.
Самолёт уходит к Краснодону, и мы видим полосы от выпущенных им ракет, слышим близкие взрывы. По крутому склону Жека съезжает с разбитого асфальта. По грунтовке, идущей вдоль сгоревшего хлебного поля, машина бежит быстрей. В конце поля остановились. Жека осмотрелся.
– Здесь… – кивая на ближнюю балку, из которой поднимался негустой чёрный дым, сказал он.
Свернули к балке, едем без всяких дорог по пылящему пеплом полю.
– Куда? – спросил я.
– Щас глянем… – неопределённо ответил Жека. – Вчера укры хотели по этой балке обойти Абхаза и отрезать от границы. Но у наших тут хрен проскочишь… – добавил он.
Машину оставили на краю балки, пешком спустились вниз. В широкой, невидимой от дороги низине, ещё догорала искорёженная огнём и взрывами техника: танки с отброшенными башнями, коробки БТРов, уронившими в землю стволы САУ, остовы «Уралов» и «Градов». Знойный ветер доносит до нас тяжёлый, сладковато-тошнотворный запах сгоревших человеческих тел.
– Поехали… – говорю я.
– Чего ты боишься? Тут живых не осталось… – уходя вперёд, говорит Жека.
– Я знаю… Я не боюсь… Поехали, Жека, – зову я.
Некоторое время едем молча.
– Что, жалко? – насмешливо спросил Жека.
– Жалко у пчёлки… – уклончиво отвечаю я.
– А мне жалко… – неожиданно говорит Жека. – Жалко людей, сгоревших в тех машинах, что видел ты на дороге… И этих дураков, которых понагнали сюда на убой, тоже жалко… Всех по-разному… А ты заметил, как подсуетились наши местные партизаны? – сменив тон на весёлый, спросил он. – По балке не единого ствола – всё подчистили!
Машина бежит по одному лишь Жеке известной пыльной дороге, петляющей по косогорам и выгоревшим ложбинам.