Месяцами он разговаривал сам с собой, пытаясь сосредоточиться на деталях своего плана. Они постоянно ускользали, и все больше сил уходило на то, чтобы удержать их в голове.
Когда все было ясно с бритвой, пелена вдруг закрывала лица на подушке, и он не мог вспомнить, кому они должны принадлежать. Сиял месяц, на простыни лилась кровь, но Кронин теперь редко сознавал, что это значит. Он очень уставал, стараясь решить загадку. И когда отдельные клочки его плана в конце концов соединялись, он усмехался, пораженный собственной глупостью, - как это он в конце жизни вообразил, что способен помериться силой с этим миром и его завоевателями.
Танцзал "Романтика"
В воскресенье, а если это не получалось - по воскресеньям он часто был занят, - то в понедельник каноник О'Коннел приезжал на ферму и служил мессу специально для отца Брайди; тот уже давно нигде не бывал, потому что из-за гангрены ему отняли ногу. Когда это случилось, у них был еще пони с повозкой, и мать была еще жива, так что вдвоем с матерью они без особого труда могли усадить отца в повозку и отвезти к мессе. Но года через два пони захромал и пришлось его прикончить, а потом вскоре и мать умерла.
- Ни о чем не беспокойся, Брайди, - сказал каноник О'Коннел, имея в виду, что доставлять отца к мессе станет ей очень трудно, - я, Брайди, сам буду заглядывать к нему на неделе.
Каждый день на ферму заезжал грузовичок за единственным бидоном молока; мистер Дрисколл привозил крупы и муку и забирал яйца, накопленные Брайди за неделю. С тех пор как каноник О'Коннел сделал свое предложение - это было в 1953 году, - отец Брайди ни разу не оставлял фермы.
Столь же привычными, как посещения мессы по воскресеньям и сельского танцзала по субботам, были для Брайди ежемесячные поездки в городок за покупками. Она ездила туда на велосипеде в пятницу, в первой половине дня. Покупала всякую всячину для себя: отрез на платье, шерсть для вязания, чулки, а для отца - газеты и романы о Диком Западе в бумажных обложках. В лавках она болтала с бывшими своими школьными подругами, которые повыходили замуж за продавцов или лавочников, или сами работали продавщицами. Но большинство обзавелось уже собственными семьями.
- Счастливица ты, - говорили они Брайди, - живешь себе спокойно там наверху, а не торчишь в этой дыре! - Вид у них, почти у всех, был усталый из-за вечных беременностей и хлопот с большими беспокойными семьями.
Они и впрямь завидуют ее жизни, думала Брайди на обратном пути, взбираясь в гору на своем велосипеде, и это казалось ей удивительным. Если бы не отец, она пошла бы работать в город, скажем, на фабрику мясных консервов или в магазин. В городе есть кинотеатр "Электрический", есть лавка, где торгуют жареной рыбой с картофелем, возле нее по вечерам собирается народ, и все едят из газетных кульков хрустящую картошку. Коротая вечера с отцом в их деревенском доме, Брайди часто думала о городе, представляла себе освещенные витрины с разными товарами, кондитерские, открытые допоздна, чтобы люди могли перед кино покупать шоколад и фрукты. Но до города было одиннадцать миль - слишком далеко, не прокатишься взад-вперед ради развлечения на один вечер.
- Скверное это дело, девочка, - искренне сокрушался отец, - что ты прикована к одноногому инвалиду! - И он тяжко вздыхал, ковыляя домой с поля, где ухитрялся кое-как справляться со своей работой. - Если бы только мать была жива... - повторял он и не оканчивал фразы.
Была бы мать жива, она бы ухаживала за ним, и помогала обрабатывать их скудный надел, и сумела бы подтащить к грузовику бидон с молоком и присмотреть за несколькими их курами и коровами.
- Без этой девочки я бы давно помер, - не раз говаривал отец канонику О'Коннелу, на что каноник О'Коннел неизменно отвечал, что с дочерью ему действительно повезло.
- Да чем же мне тут плохо? - спрашивала Брайди, но отец-то понимал: говорится это нарочно, и все печалился, что обстоятельства так жестоко вмешались в ее судьбу.
Отец называл ее девочкой, но Брайди исполнилось уже тридцать шесть. Была она высокой и сильной, кожа на ладонях и пальцах - жесткая, в несмываемых пятнышках. В них навсегда оставил след многолетний труд, словно соки поднялись из растений, а чернота - из самой почвы: с детства Бpaйди выпалывала колючие сорные травы, которыми по весне зарастали отцовские посевы свеклы, с детства копала картофель в августе, глубоко погружая руки в землю, разгребая и разрыхляя комья. Лицо у нее было обветренное, высмугленное солнцем, худая шея, тонкий нос, вокруг рта легли ранние морщинки.