— Где их медальоны»? Не взял? Иди и принеси.
Послал одного — не вернулся. Наверное, немцы схватили. Или заблудился и бродит. Какой тут сон? Голова разламывается. А тут сам еще не в своей тарелке.
Замотался Маслий. А ведь всего-то в отделении шесть человек вместе с ним. Завалиться бы сейчас на ветки, да хоть на голую землю, и задать храпака — так нет, требует сам комбат. Зачем ему понадобился? При отходе-то? Конечно, чтоб куда-нибудь смотать, разнюхать. Может, спирт кончился? Награды — так подожди, вот подпишут, а когда припрет — Маслий, выручай. Им что, рядовым, вон они, уж дрыхнут, сопят носами, как дети, знают, охламоны: «папаня» не дремлет, не имеет права; «папаня» за них постоит, побережет, защитит, не даст в обиду. Так оно и есть.
— Микола, — Денщиков обнял Маслия и отвел в сторонку, на край леска. — Выручай, Микола.
— Слушаю, товарищ капитан. — «Тьфу, черт возьми».
— Видишь, где бой идет? Так ты левее, вот в эту сторону забери, разузнай: есть там кто и чего им надо или пусто? Они теснят соседний полк туда. Где у нас север? Ага, туда прорвались. А вот там подозрительно темно, ничего не сверкает, и навроде никакого движения. Нам как раз и приказано туда выдвинуться. Перегруппировка войск идет, понял? На рассвете опять ввяжемся с ними. Понял, голова? Да рот не разевай — власовцы на нашем участке объявились. Которые с Карпат отошли. Живьем зажарят, если влипнешь.
«Так и знал. Где дыра — Маслий».
— А почему меня, товарищ капитан? Некого? — «А, пускай знает».
— Разговорчики! Объясняю в последний раз: туго, некого — угадал. Другому за такие словечки влепил бы на всю катушку. Тебе прощаю. На первый случай. Потому что доверяю тебе. Душа на месте, когда ты доложишь. Да, и затычка. Понял? Лучше с чертом водку пить, чем тут, в мокром лесу, бродяжничать да с тобой возиться. Понял? Раз по-человечески прошу, значит, обязан ты мне. Не был бы обязан, я бы приказал, и точка. Видел тебя на той Безымянной высоте, возле Прута которая. Валялся ты. Рядом «дегтярь». Пустяковая рана, а мог бы отдать концы, кровью бы истек, если б не я. Приказал санитарам немедля обработать тебя в первую очередь. Ты обязан мне и жизнью, и смертью. И давай без разговоров. Тебе верю. Мало? Все. Бери свое отделение, товарищ младший сержант, и дуй. Через час жду доклада. Здесь. Вот у этого дерева. Да без фокусов. Знаю тебя, младший сержант!
«Леший и есть. Знает, чем взять».
— Будет сделано, товарищ капитан!
Через минуту Маслий безжалостно, властно поднял отделение, и цепочка солдат тенями растворилась в высокой траве, пошла в ночь, навстречу неизвестному, чтобы это неизвестное стало известно комбату, потому что они, солдаты спать-то спали, но их надежда выжить даже не дремала и никогда не дремлет круглые сутки, беспрерывно, надежно связана с ним, капитаном Денщиковым. «Жалеть солдат не надо. Надо беречь. А как? — подумал Маслий и, не найдя ответа, забросил эту мысль. — Как выйдет».
Тогда-то, ненастной ночью с тяжелым глухим небом, и встретила группа Маслия неизвестных русских. Их было шестеро. Шли они непонятно — туда, где наших не было, чуть дальше уже были вражеские позиции.
— Стой, стрелять буду! — крикнул Маслий.
— A-а, свои. Не слышишь, чи шо?
— Старший — ко мне! Остальные стоять!
Подошел сухощавый лицом, в плащ-палатке, среднего роста, не различить, в каком звании, потребовал:
— Ведите в штаб.
— Ясно, приведем. Только в какой штаб желаете? Батальона, полка, дивизии? Может, сразу в штаб фронта?
— Какой знаете, в такой и сопроводите нас.
— А мы от батьки Бандеры, мабуть?
— Его и ищем… Давно врать научился? Не то говоришь. Бандеровцы так не калякают. Какого полка?
— Ишь чего захотел? Хлопцы, тихо, не шебаршитесь, — сказал Маслий, оглянувшись к кустам, словно в засаде находился, по крайней мере, взвод, готовый к нападению.
— Лучше документы спроси.
— С бумагой я в кусты бегаю, до ветру. Любой аусвайс нарисую, не подкопаешься. Давай, дядя, без… Клади автомат. Им скажи: пускай подходят по одному. Ты и расположении батальона и не диктуй. Дмитро!