— После войны что будете делать?
— Хэ! Что? Жить! Наслаждаться! Рыбу удить. Детей плодить! Само собой, сперва наваляюсь досыта, чтоб кости хрустели. Потом пойду рыбачить. Якобы! Сяду на берегу и буду смотреть на закат, на воду, на туман-ползун. Ночь слушать. На звезды глядеть и понимать: я тоже кое-что соображаю. Простому мужику, как я, тоже приходят большие мысли, не думайте. Он не может их округлить, а в душе песнетворец он и политик. Надоело воевать, черт возьми. Конец Гитлеру-падле чую, и страх берет. Почти месяц к тылу на формировке загорал, отсутствовал на передовой. Отвыкать стал, что ли? Пройдет. Вот немец даст по зубам, и опять запечется в груди. Оттаивать начало, вот подрагивает как овечий курдюк.
— Ну, вам то, старому окопному волку…
— Человек — из того же теста, как все. Скрываешь, когда селезенка екает. Переборешь — норма. Удаль кипит. Зло выплескивается через край.
— Обстановку представляете? — спросил Сорокаустов.
— Она перед глазами. Мы вроде в мешок лезем. Справа полыхает, слева тоже. — Денщиков показал рукой на отсветы разрывов, дал секунду послушать глухой грохот ночного боя. — Охватывает, видать. Мандраж и… Сил-то у фрица побольше. Так думаю сам себе.
— А дальше, куда не достает глаз? В общем-то, чутье вас не обманывает. Так…
— Данных нет, товарищ полковник. Вам с горы-то виднее.
— Оно, конечно, конечно. Армия далеко проскочила. У них тут предбрюшье, у той группировки, которая с Карпат отходит, пятится. Вот они и взялись за нас. Выдержать надо, капитан.
— Сколь ни воюю, одно и то же: выдержать надо! Не понимаю, что ли? Ни хрена — выдохнутся. По их пехоте заметно, мало кадровых-то, выбиты, больше старики да югенды. Под метлу метет Гитлер. У нас, скажу вам, тоже войско не сравнишь с сорок первым, вторым. Тоже скребем. Товарищ полковник, один вопросик? Да не дергай, рукав оторвешь! — обернулся комбат к Ралько. — Сам знаю.
— Выкладывайте, а то и вам некогда, и мне, пока не рассвело, надо в штаб дивизии.
— Только пришло: мыслишка одна.
— Не играйте в прятки, капитан. Бейте, раз замахнулись.
— Вот этот фрукт все уши прожужжал: дай ему роту, и все. Вынь да положь. Я ж его не могу снимать-назначать. Говорит, хлопочи, другого пришлют замполита. Хорошо — вы наткнулись на нас. Разрубите узел. Надоел.
— Причина?
— Товарищ полковник, я ж строевик, — заторопился Ралько, — без году неделя на партработе. Ну, был политбойцом. С одним-двумя могу еще с грехом пополам потолковать, газеты раздать и прочее. Но выступать перед взводом, ротой, перед батальоном — острый нож! Заклинивает в горле, в мозгах. Пень пнем. Я ж на роте всю дорогу был, в саперах. И дернуло меня за язык — одному майору, который приехал в госпиталь сватать в свою дивизию, брякнул просто так, мол, начинал с политбойца. Не знал, чтo он из политотдела. И вот в комиссарах. Нет, Фурманов из меня не выйдет и через десять лет. Я-то себя знаю. А, товарищ полковник? Вы на мое счастье подвернулись. А?
— А кого вместо вас?
-К вам прибывают и прибывают. Из госпиталей, из других частей, перестановки делаете…
— Он учит меня, где брать замполитов. Политотдел и тот не укомплектован полностью. Как выехать к вам, под артналет попали. Потери. Хроническая нехватка людей. Весь поселок раскидан — крупным калибром. Вот так, с потолка ничего определенного обещать не могу, старший лейтенант. Фурмановыми не рождаются. Не боги горшки обжигают.
— Но мастера, — опять влез Ралько.
— Ловит на слове. Настырный замполит у вас. Как Фурманов. В ротах парторги и ихние замы назначены?
— А как же! — за Ралько ответил капитан. — Сам слежу. Партийцев и обстрелянных фронтовиков рассортировали по ротам, по взводам. Вот с ним мозгуем, кого куда лучше. Вместо Гогии — убит в Бессарабии — в третьей роте Сенька Усков, батальонный комсорг бывший… И с Ралько стружку снимаю, если… Привыкает, но медленно — уж месяц, как пришел, а все еще засучивает рукава.
— Ну, тыл, — попытался возразить замполит, однако комбат не позволил ему вклиниться в свою речь.
— С Сидоровым я и горюшка не знал. Тебе, Ралько, до него… потеть да потеть. По секрету, товарищ полковник: он, Николай-то Моисеич, то есть Сидоров, и рекомендацию мне хотел дать, да убило мужика. Ни черта, ни бога не признаю, а его другой раз побаивался.
— Готовьтесь — рассмотрим. Я подскажу кому следует. Все?
— Как готовиться?
— Где — так на лету хватаешь, а тут… В деле покажись. Выстоять надо!
— Понятно. Я-то думал: устав зубрить.
— Обязан и устав знать.
— Нутром-то «за», в словах путаюсь.