Атака, схватка, Давлетшин — все это заняло минуты, а Матвею казалось, что он уже древний старик, мир так знаком его душе, все известно теперь и наперед, и время течет густой ленивой хмарью.
Давлетшин, дождавшись, когда взводный отдышится, тронул его за плечо. «Да, ведь надо бежать…» — вяло подумал Матвей. Эта мысль, немного погодя, ожила бурно, вернула Матвея к тому, кто он и что должен делать. В нем снова что-то сжалось, нерастраченное, выверенное, по спине прошла зыбкая дрожь.
Вилов поднялся, и они побежали по узкому, выше человеческого роста, ходу сообщения, ведущему ко второй линии обороны.
Кое-где в траншеях передовой еще шла борьба — рвались гранаты, раздавались автоматные и пулеметные очереди. Но основная масса уцелевших гитлеровцев, отстреливаясь, уже отходила и по плато, и по траншеям на следующий рубеж, оборудованный вдоль насыпной дороги, за которой в садах белели молдавские мазанки.
Плато на бугре — ровное, хоть яйца катай. Клубящиеся дымные разрывы пронизывали блеклые пучки разноцветных ракет — они, силясь дотянуть свои шнуры до белых, с голубым, шаровых вспышек бризантных снарядов, беспомощно рассыпались.
Когда после артподготовки в залегшие цепи наступающих полетели ручные гранаты с длинными деревянными рукоятями, Гогия закричал:
— Ребята! Навались!
Сам, строча из ручника, валко заспешил. Две гранаты лопнули рядом. Гогия, озираясь по сторонам (не отстал ли кто?), заметил Лосева, призывно махнул ему рукой и бросился за взводным. Гогия знал тактику Лосева: за молодыми ему не поспеть, и он обычно держался в хвосте, зато видел весь взвод и приходил на выручку всегда вовремя.
Гогин, с ним, точно привязанный, Тихонков, с сумкой магазинов для ручника, перемахнули через траншею, но через десяток шагов на них наскочили четверо гитлеровцев, вынырнувших из блиндажа. Гогия с ходу, вполоборота, разрядил остатки магазина в ближнего, перехватил пулемет за ствол, стал отбиваться им, как оглоблей. Двоих он сшиб с ног страшными ударами приклада, однако третий, сбоку, ухватился за ствол и, потянув его на себя, силился свалить Гогию. Тихонков, испугавшись, плюхнулся наземь, ухватив немца обеими руками за ногу. Четвертый было пустился наутек, но вдруг остановился, вскинул на возившихся автомат — и тут, пробитый лосевской пулей рухнул возле акации.
Они лежали рядом, осматривая местность впереди себя, Гогия закатывал рукав, разорванный до плеча, поплевывал на ссадины. Тихонков, виновато кося на него бегающие голубые глаза, никак не мог развязать сумку с магазинами для ручника, повторял:
— Сплоховал, сплоховал.
Лосев сразу узнал квадратную фигуру взводного. Вилов, за ним еще трое, перебежками, подбирались к курганчику, из которого бил пулемет. «Лезет и лезет на рожон. Бесшабашный», — эта оценочная мысль, моментально выщелкнутая, как стреляная гильза из ППШ (крупный немец в бурьяне то и дело показывался по пояс), ушла в глубь памяти.
— Где младший лейтенант? — спросил Гогия.
Лосев словно не расслышал, а Тихонков с готовностью высказался:
— Уже там. — И показал глазами вперед. — Давеча мелькнул. И скрылся.
— Видишь? — Гогия шевельнул пулеметом левее, где метрах в ста пятидесяти по ходу сообщения перемещались немецкие каски. — Давай наперерез! — Оба поднялись и побежали прямо по открытому полю.
Лосев прищурил левый глаз, поймал прорезь прицела и чуть-чуть сдвинул ствол. Немец поднялся из травы левым боком к Лосеву и точно застыл, посаженный на мушку. Лосев повел его на прицеле, и тот, словно нарочно подставляя себя под пулю, долго не залегал. Лосев почувствовал металл спускового крючка и стал медленно сгибать палец. Или он ослеп? На мушке — дым. Открыл второй глаз — дым и есть: немецкая дальнобойная артиллерия открыла заградительный огонь, чтобы отсечь преследующие цепи от вторых траншей, куда отходили остатки гитлеровцев, и чтобы вырвать время на изготовку к встрече атакующих. Лосев проворно юркнул в разваленный окоп и, пригнувшись для чего-то (ход сообщения был двухметровой глубины), потрусил искать Гогию.
Давлетшин, Матвей — откуда-то вынырнул Маслий — побежали к курганчику, заросшему бурьяном, но оттуда, из бурьяна, забил огонь. Они, как по команде, метнулись в канаву, поползли. С тыльной стороны курганчика промелькнули две согнутые фигуры, и тут же холмик заволокло дымом и густой пылью. Пламя из бойницы перестало биться. Трое теперь, они поднялись и тяжело побежали во весь рост. У развороченной взрывом противотанковой гранаты двери дзота немец с поднятыми руками отрешенно, тупо разглядывал двоих русских, а те обшаривали углы. Второй лежал ничком в луже алой кашицы — как будто хотел испробовать вкус собственной крови. Ранец из кожи с длинной рыжей шерстью, пулеметные ленты, стреляные гильзы, автомат, карабин, пустые консервные банки, котелок — все, перемешанное с землей, валялось тут и там. Маслий оглянулся в дверях, потянул за рукав Вилова: