Вилов по дороге в свою роту думал о комбате: «Груд в крестах». У самого-то ни одной медали… Эх, еще бы пару пэтээров. «Сын мой». Ему годов тридцать, поди. Старый. Зачем ему Вера? До вечера-то доживем, а Веры не получишь, товарищ капитан. А как раненые? Они обязательно будут. Надо ей сказать сейчас же. И приказать, чтоб не смела».
Веры на пункте боепитания не оказалось. Старшина Гриненко доложил:
— У меня все в порядке. Напитал всех под завязку. Гранаты — по две на нос. Верочка? Я ее, товарищ комроты, к вам услал, — закончил Гриценко со значением: мол, война войной, а… ей самое место возле комроты, оттуда видней, кого перевязать.
— Давно?
— Вот перед вами. Туточки и Гога был.
— Чего ему?
— Узнал, как да что, прихватил две противотанковые.
Вера сидела в окопе — Матвей увидел ее издалека.
Зачмокали пули. Он посмотрел в сторону леска. Оттуда, нацеливаясь на левый фланг роты, поднимая пыль, шли три танкетки и на ходу стреляли из пулеметов. Матвей, пригнувшись, бросился бегом.
— Связь! — Матвей скатился в окоп, оттолкнув Веру, взял трубку у Деревянных. — Двадцать второй! Двадцать второй!
В трубке, как из бочки, раздался спокойный голос:
— Ну, я — двадцать второй. Паники нет?
— Паники? — Матвеи скосил глаза на Веру, которая, не обращая на него внимания, высунувшись, смотрела на танкетки. — И не будет! Товарищ двадцать второй, огурцов, огурцов дайте! Не успели закопаться!
— Зарывайся, — Трубка, помолчав, вдруг зарычала: — Что у тебя творится: Третий! Смотри! Слева у тебя… бегут! Расстреляю! Назад! — словно комбата могли услышать отходящие. Матвей повернул голову. Еще когда разговаривал, скашивая глаза, видел, как в кукурузе промелькнуло несколько фигурок. Теперь понял — взвод Мезенцева. В кукурузе лопались мины. Отходить под огнем танкеток и минометов?!
Тут в его голове мелькнуло сказать комбату, что «загибаем оборону», но вместо этого он крикнул:
— Я сейчас — и, бросив трубку на колене Деревянных, побежал наперерез, запнулся, упал и скатился в воронку, выбрался из нее, пополз на четвереньках и наткнулся на сидящего в мелком окопе ручного пулеметчика. Карпов, растопырив ноги, склонил голову на грудь, одной рукой поддерживал живот, другой, шаря за спиной, пытался дотянуться до гранаты, съехавшей на поясницу. «Хочет подорваться». Матвей сорвал с него гранату, сунул себе в карман. Рука Карпова беспомощно шарила, он мычал, выпрямив голову. Вилов увидел его лицо — все в синих крапинах от впившихся в кожу мелких осколков мины. Глаза плотно закрыты, сжаты веками, лицо сморщилось в гримасу. Карпов был слеп.
Вилов схватил валявшийся ручник, вскочил.
Первым на него ломил, выпучив глаза, детина Лелеков. Раздвигая кукурузные стебли руками, как пловец воду, он дышал ртом, задыхался. Летел прыжками, буравя кукурузу. Матвей дал очередь поверх его головы.
— Стой!
Но Лелеков, наткнувшись на ротного, легко, как стебель кукурузы, отстранил его и через два прыжка растянулся на земле — Давлетшин, неведомо как очутившийся сзади Вилова, дал подножку и, когда Лелеков рухнул, стукнул его прикладом.
Матвей подбежал к дереву, встал возле ствола и дал очередь выше голов отходящих. Давлетшин бежал им навстречу. ,
Минометный огонь немцев заметно ослаб, так как в дело ввязались наши «самовары», и немцы переключились на них, пытаясь подавить.
Вилов перебежками двинулся к оставленным ячейкам. За ним, оглядываясь назад, потянулось несколько солдат. Остальных Давлетшин, что-то крича, тоже повернул. Окопчики выглядели жалко: в таких долго не продержишься. Матвей стал окапываться. Видя, что комроты с ними, солдаты растеклись во ячейкам и заработали лопатами. Танкетки продолжали обстреливать кукурузу, не решаясь подойти ближе но никто не обращал на них внимания, все яростно зарывались в землю. Матвей рукавом смахнул пот с лица и увидел: впереди, на виду, ничком лежал младший лейтенант Мезенцев, подмяв по себя руки — как живой, но ужасно уставший, с неестественно уткнувшимся в траву лицом, словно хотел ее поцеловать, да так и не встал. Чуть подальше взводного зияла воронка.
— Товарищ лейтенант! Гляди — замполит! — Давлетшин смотрел назад.
По открытому месту, перебежками, как на учениях, торопился Сидоров. Несколько солдат замахали ему, показывая туда, где окапывался Вилов. Лейтенант Сидоров упал рядом, брезгливо отряхиваясь от пыли.
— Ну, как? Это цветики. Сейчас минометы навалятся, и жди атаки. И танки. Слышишь? Ты, Вилов, давай на правый фланг. Я — здесь. Где Гогия?
— На правом фланге.
— Жми к нему!