Свою седую голову Захар Никифорович возвысил гордо. Сутулый, он выпрямился в спине и так необычно, так вольно стоял, как будто генерал, наблюдающий свои доблестные войска в неудержимом наступлении. Не утерпел — замахал руками, закричал:
— Братцы!
Тише комариного писка прозвучал его голос здесь, на поле боя, в грохоте, лязге и треске огня. Не соображая, как быть дальше, он прошептал слова заклинания: «Да воскреснет бог, и расточатся врази его, и да бежит от лица его… Яко исчезает дым, да исчезнут». Стал озираться, и тут его взгляд упал на спину комбата.
— Ты кто? Ты где был?
И только после того, как Денщиков произнес эти слова, он понял, что ответа не будет.
— Где прятался?
Так же молча Лосев, когда до него дошел смысл вопроса, указал на ячейку, из которой только что выбрался. Что-то заставило комбата убедиться, так ли это, и он шагнул к краю лосевского окопа, заглянул туда, увидел валявшегося немца, перевел взгляд на Лосева:
— С этим? Твой? — Не стал ждать подтверждения (и так ясно), придвинулся и — узнал солдата. Ты же Лосев!.. Слушай, сделай милость, найди меня! Потом, потом! — закричал комбат в забитое землей, оттопыренное ухо Лосева, посчитав, что тот контужен и оглох. — Все! — И заторопился к Вилову.
Не успел перевернуть на спину отяжелевшее тело, пальцы шевельнулись. Прислонился к груди: «Тук… тук…»
— Где ты мотаешься? — Обозленно спросил он санитара, которого уже успел раздобыть Ленька, и который стоял за спиной комбата.
— Вон сколь работы, — ничуть не робея, отозвался пожилой солдат и вяло указал рукой на поле боя.
— Голову оторву, если что!.. Каждого! По этой траншее — каждого! — прослушать, прощупать: дышит, не дышит! И сердце! Главное — сердце! И пульс, черт возьми тебя совсем! Этого! Того! Вон того! Вот! По траншее — всех до одного! Сердце! Слышишь, трухлявый пень?! Сердце! — И Денщиков показал на Гогу, Маслия, Давлетшина, Тихонкова. — А ну, бегом! — Санитар было потрусил к Вилову, но капитан осадил его: — Да не лезь к этому: живой. Перевяжи и — в санбат. Вилов он — командир роты…
— На чем? Пока подойдут… абы как…
— На нем! — Капитан ткнул пальцем в Ленькино плечо.
Санитар устало зашагал выполнять приказание, и Денщиков не утерпел: сам бросился, а «старику» пригрозил:
— В цепь захотелось?
— Не-е, — простодушно признался санитар. — Там меня убьют в момент. С бельмом я.
— Так шевелись! Переворачивай.
— Ну, перевалил.
— Давай я сам. Живой!! Маслий, разведчик. — Денщиков сдунул с лица Маслия пыль, разжал финкой стиснутые зубы и плеснул в рот из фляги, поданной Ленькой. — Говорю, без живых не бывает. А эти двое?
— Отошли, — вздохнул санитар.
— Парторг, товарищ капитан, — сообщил Ленька, вставая с коленей и стряхивая пыль.
— Ну?! Гогия — как?
— Кровью изошел.
— Ишо один дышит, — сказал санитар.
— Вот так и действуй. Ленька, найдешь меня в той лощине.
— Дак там немцы, вон они.
— Пока ты с этим бельмастым всех эвакуируешь, я буду там. Все! — И капитан подошел к Леньке, который вместе с санитаром грузил Вилова в коляску «Ганса». — Шинель тут. Документы при нем. Жетон на месте — доложил Ленька. — Ну, мы газуем.
— Постой. Положи… вот это.
— Куда?
— «Куда, куда»?! Раскудахтался. В карман гимнастерки! В удостоверение! Веру похорони тут, в траншее, да поставь дощечку с фамилией. — Огрызком химического карандаша комбат начеркал в блокнотике четыре слова: «Вилов, отлежишься, являйся в батальон! К-н Д.», — сунул Леньке листок и спорым шагом заторопился к своему батальону.
Обернись, комбат бы увидел, как застыло, отчужденно стоявший все это время в нелепой позе Лосев вдруг всколыхнулся, стал искать глазами что-то — наткнулся взглядом на свою трехлинейку без штыка. Схватив винтовку, снова засуетился: где «сидор», в нем же патроны — вот он… Схватил все это в охапку, как беремя поленьев, и затрусил своими косолапыми ногами за комбатом. Не оглянулся даже на это проклятое место, занятый только одной заботой: как бы не отстать от капитана, не потерять его из виду, удержаться возле. Старый солдатский навык, что если командир при солдате, то все будет так, как полагается быть, подгонял его к Денщикову, и Лосев, ходко сокращая расстояние, нагонял его.
Сзади раздались отчаянные крики:
— Стой! Лось, Лось! Эй, ты!
Кричал кто-то с близкого расстояния, но Лосев, хотя и слышал, все равно не обращал внимания на призывы: мало ли кто и зачем орет на поле боя, он-то тут при чем, да ему и некогда. А кричал Яцук.