— Извините, товарищ генерал-майор, не понял насчет «котла»? — осмелился спросить Денщиков.
— «Котел» есть, капитан. Половина здесь, другая на том берегу Прута. Река разделяет его. Так что, капитан, атакуйте беспрерывно. Вдоль берега — вот куда они могут прорваться. Нацельте, — генерал повернул голову к Брагину, — нацельте туда острие главного удара полка. А пополняться будем потом, после уничтожения «котла».
— Хотя бы одну роту из госпитальной команды выздоровевших, товарищ генерал-майор, — сказал Брагин.
— Повторяю: ни одного солдата не получите. Их просто нет у меня. Итак, другие вопросы есть? Нет. Атакуйте, капитан.
И в этот день атака батальона захлебнулась. Встреченная косоприцельным огнем пулеметов, пехота залегла, и поднять ее не смог даже сам Денщиков, прибежавший в цепь. Да и, как он убедился сам, невозможно было дальше продвинуться даже короткими перебежками. Несколько солдат, которых ему удалось увлечь за собой, успели пробежать всего шагов двадцать и тут же, подсеченные, упали и больше не поднялись. Пятеро были убиты, одиннадцать ранены. Сам комбат отделался царапиной в предплечье.
С наступлением темноты два «кукурузника» протарахтели в сторону немцев. Взрывов бомб не слышно было, а вскоре У-2 возвратились. Как оказалось, они летали разбрасывать листовки, в которых наше командование предлагало немецким солдатам и офицерам, угодившим в Ясско-Кишиневский «котел», сдаться.
И вот утром 27 августа из леса перед позициями батальона вышла группа немцев. Впереди идущий офицер приостановил строй, помахал белым флагом и повел группу к нашим окопам. Первым увидел их Лосев,
— Яцук! — окликнул он.
— Чего еще?
— Глянь-ка! Высунувшись, Яцук изумился. Что это — конец войне? Или — что? Или…
— Бяги к ротному, докладай.
Многие солдаты повысовывались. Вскоре все видели: немцы идут в плен. Два-три пехотинца вылезли из окопов и уселись на бруствере. Один вынул расшитый кисет.
— Подбегай! Налетай, у кого совести нет.
Увидел немцев и Ленька, после того как заметил странное поведение солдат.
Комбат поднял бинокль. Да. Большая группа немцев. Метров триста. Ведет офицер с белой тряпкой на палке. Идут по десять в шеренге — человек сто, пожалуй. Хорошо идут, лихо, но как-то напряженно. Автоматы у кото болтаются на животе, у кого в опущенной правой руке. Нервно уж очень идут. Конечно, сдаваться в плен не легко, не Железные кресты получать. Нет ли подвоха? От «грабь-армии» любой каверзы можно ожидать. Чем черт не шутит. Что у них на уме?
Комбат повернул голову и поразился: весь его батальон, высунувшись из окопов, глазел на приближающихся немцев. Кто-то махал рукой. Некоторые кричали не разобрать что.
— Ленька! Лети к ротным: все — по своим местам. На фланги — выдвинуть пулеметы, по одному хватит. На всякий случай. Глаз не сводить. Хоть один выстрел с их стороны — косить. Чуть что — огонь.
— Понял, товарищ капитан. — И Ленька, вымахнув из окопа, помчался в цепь.
Не зря Денщиков подстраховал батальон. Подойдя ближе, немцы вдруг, открыв стрельбу, бросились вперед и… напоролись на кинжальный огонь четырех пулеметов. В плен взяли всего девять человек.
Троих послали назад. В сумерках двое из них привели с собой шестьдесят девять солдат. Третий не вернулся.
— Эх, Вилова нет, — пожалел Денщиков. — У него разговорник немецкий. Я бы с ними покалякал. — Задумался на минуту, и больше для себя, чем для начштаба, добавил: — Уж не отправили ли в другую часть? Еще не сообразит, как телок, что к чему. Встречу в другом подразделении — голову оторву. Пусть только попробует ослушаться… Хочу сделать из него ротного…
Это было две недели назад. После того как бои по уничтожению и пленению немцев и румын, угодивших в Ясско-Кишиневский «котел», закончились, 304-я стрелковая Верхнеднепровская дивизия бивуаком встала на реке Серет, взяв под охрану штаб фронта. Вскоре штаб снялся, и дивизия, погрузившись в эшелоны, покатила по Румынии на юго-запад. Выгрузилась на каком-то полустанке и, сделав небольшой переход, оказалась в местечке — городке Сэллиште, что пятнадцатью километрами западнее железнодорожной станции Сибиу, и там опять охраняла штаб фронта, а заодно и доформировывалась.