Петухов встретил младшего техника-лейтенанта Нешто на полузатопленной барже, где располагался хозвзвод со своим скарбом. Скелет судна был обтянут плащ-палатками, на них набросан камыш — получилась неплохая маскировка.
— Главстаршина, почему не приветствуете? — Нешто глядел строго.
— Привет из Севастополя. Отойдемте в сторонку, поговорим, товарищ… младший техник-лейтенант, — Петухов еле сдерживал себя, чтобы не натворить глупостей.
— Как разговариваете, главстаршина, со старшим по званию?! Что за тон?! Смирно! — повысил голос Нешто, но, секунду подумав, стал увещевать: — Вы что, главстаршина, серьезно верите, что нам удастся выбраться живыми из этой западни? Не обманывайте себя. Пораскиньте мозгами, пока не поздно. С карабинами против танков? Свои… Своих и след простыл. Свои драпают без оглядки, нужны мы им, как камень утопающему. Отрезаны мы, отрезаны! В капкане! Потом пожалеете, что так нагло вели себя… со мной! Да! Да, пожалеете, субчик, да я не прощу!
— Ах ты! — В ярости Петухов выхватил пистолет…
Раздался выстрел. Пуля, пролетев возле уха Нешто, ударилась о шпангоут и срикошетила вверх, тонко взвыв. Петухов не ожидал такого, сам испугался. Хотел всего лишь нагнать страху на этого паникера, посмевшего угрожать ему какими-то карами, намекать на расправу, но предохранитель соскочил, а в стволе пистолета главстаршина всегда держал патрон — пуля и вылетела. Что теперь будет?
Нешто побледнел, ощупывая голову, однако убедившись, что невредим, заметив, как у Петухова дрожит рука, которой тут пытался сунуть дымящийся пистолет обратно в кобуру, оттолкнул его с дороги и опрометью кинулся по трапу на берег, по тропинке, к маяку.
«В штаб, — пронеслось в голове Петухова — Надо к Саломатину, иначе…» И тоже бросился на берег, к сарайчику, где обитал старший политрук батальона. Саломатина он знал давно, еще по подводной лодке, на которой служил погружающим, и которая перед самой войной подорвалась на мине и затонула близ Николаева. Вместе «всплывали», вместе, как поплавки, сутки качались на зеленой воде, пока не подобрал катер береговой охраны. Старший политрук не раз отводил беду от Петухова, когда тот проявлял свой буйный норов, не давая отчета своим словам и взбалмошным действиям. Сам горячий, как порох, Саломатин открыто симпатизировал своенравному главстаршине, который был по душе ему своим открытым, резким характером, не терпящим ни малейшей фальши, способным «задымиться» в любую минуту и выкинуть нестандартный номер.
Куда запропастился Саломатин? Туда кинулся Петухов, сюда — нет Саломатина, а тут посыльный из штаба батальона орет во всю глотку:
— Главстаршина Петухов — к командиру! Немедля!
На нижнем этаже маяка, высящегося над косой и водой как толстенная заводская труба, в темном, без окон, закутке, глухом и сыром, Петухову преградил путь часовой-матрос:
— Кто таков? К кому? Зачем?
— Старшина Петухов. По приказанию командира.
— Стой! — Часовой приоткрыл старую, скрипучую, как у кладовой, дверь, произнес: — Петухов тут. — И, выслушав командира, ткнул пальцем в темный угол: — Седай на банку.
Только Петухов присел на краешек скамейки, в закуток быстрым шагом вошел старший политрук Саломатин.
— Петухов? Ты чего здесь?
Встав по уставу, главстаршина выпалил:
— Выстрелил в Нешто. Пистолет подвел, товарищ старший политрук. Нечаянно.
— Опять выкинул? Опять?!
— Нечаянно…
— «Неча-аянно?!»
— Так точно, нечаянно. Не хотел убивать, но жалею, что не попал.
— Садись. — Старший политрук опустился рядом, — Кратко и по порядку. Как дело было?
— Ещё вчерась, когда Нешто взял меня — словом, мы с ним и еще матрос с нами… Прибыли туда, где был штаб полка, а там вот-вот… — И Петухов хотя и сбивчиво, однако в общем-то понятно поведал Саломатину то, что сегодня привело выстрелу.
— Так я сказал: «пока не поздно» и «пожалеете»?
— Гад буду, то ись клянусь душой
— Сидя тут я — никуда без меня.
Тогда, сгоряча Петухов не столь понял, сколь почувствовал во враждебном взгляде Нешто странную решимость, дикий намек, который можно истолковать и так и этак. Сейчас же, после того как главстаршина подробно рассказал Саломатину о вчерашнем случае и о сегодняшней стычке с младшим техником-лейтенантом, до него четко дошел смысл скрытой угрозы. Но потребуют доказательств, свидетелей, а их нет. «Неужели не поверят? — думал Петухов. — Это же… это же — паника, разложение». Что лейтенант трусоват, он убедился еще вчера, когда ездили за документами. Он, выходит, еще и паникует, сбивает других! «Чего он от меня хотел? Чтобы я согласился с ним?.. Чем я докажу? На моей стороне одни слова, да и только. Саломатин же знает меня как облупленного».