— Меня не смотри. Ты порох нухал? Конечно, нет. Тебе надо учиться. Я нухал, парень. Солдат не простой я. Связной, понимаешь? У меня и лейтенанта делов до горла. А ты — бегай.
Карпов чуял, догадывался, что Давлетшин говорит дело, и вникал в солдатскую науку.
Накануне Вилов в свою землянку вызвал Давлетшина и спросил:
— Связным хочешь?
— Не. — Подумал, почесал затылок, сдвинул каску на глаза, что-то сообразил и спросил: — Зачем связной? Куда идти?
— Со мной. Вместе будем воевать.
— Давай будем.
— Тогда перебирайся со своими манатками в землянку.
Вечером в блиндаже Матвей, развернув дивизионку «За нашу Родину», наткнулся на заметку под заголовком «Ночной бой». Ты смотри! Вот так Пляскин! Матвей придвинул к себе коптилку и быстро пробежал текст: «На участке обороны, занимаемом стрелковым взводом младшего лейтенанта Пляскина, противник решил провести ночную разведку боем и захватить «языка». Дело дошло до рукопашной в наших окопах. Взвод дрался упорно. Младший лейтенант Пляскин с бойцами Тухватуллиным и Охрименко, преследуя врага вне окопов, взяли в плен унтер-офицера и доставили его в свое расположение. Офицер Пляскин награжден орденом Красной Звезды».
— Акрам! На-ка, почитай вот это. — Матвей сунул ему газету, как только тот вошел с двумя котелками ужина. Давлетшин и ухом не повел, занятый своими заботами, бурчал упавшим голосом.
— Мамалыга, мамалыга, мамалыга! — Акрам взял газету и отложил ее, а сам полез в карман гимнастерки и, вынув обшарпанный кусок газеты с крошками и пылью, протянул Вилову:
— Читай!
— Сначала ты читай. Вот тебе и Пляскин! А мы его знаешь как звали? Он земляк, вместе в училище учились, только из другого взвода. Мы его звали «гроб с музыкой». Вот тебе и «гроб»! Орден заработал, надо же! В обороне! Ну, погоди, Пляскин! Вот пойдем в наступление — узнаешь…
— Сам читай. Мой дус тут. Дус говорит: испугался. А ничего, Герой СССР. Все бежали, он — нет. Спал. Проснулся — танки. Куда побежишь? Сидеть будешь — давить будут. И айда пошел гранаты кидать. Четыре танка капут. — Давлетшин вынул из-за обмотки ложку, вытер ее рукой, помешал в котелке и сплюнул: — Мамалыга… Герой стал. Генерал отпуск давал, домой ехал. Друг он мне, дус по-татарски. — Давлетшин улыбнулся, покачал головой. — Дом, дом…
— А ты откуда?
— Волга. Казань знаешь?
— Слыхал.
— Тимяшево знаешь?
— Откуда мне знать? Город, что ли?
— Какой город? Аул. Дальше Казани. Ромашкино по-русски.
— Значит, Ромашкино?
— Обязательно.
После проверки постов Матвей не пошел в свою землянку, а завернул в «лисью нору» второго отделения, которым командовал Гогия. Нащупав руками свободное место, он лег и с головой укрылся чьей-то шинелью. Расшевеленные солдаты повозились немного и успокоились. Под однообразный переливчатый всхрап Гогии кто-то вздохнет, кто-то скрипнет зубами, кто-то промычит, кто-то пробормочет слово. Солдаты перед зорькой досматривают последний сон.
Что-то же должно случиться, раз такая тишина на передовой? Ведь неспроста Фазылов дал свой адрес, а Давлетшин ловит далекие скрытые шорохи? И на душе покоя нет от дурацкой выходки этого Лосева; от того, что комроты мешает своей правильностью во всем, что непонятный комбат может в любое время, при ком угодно послать туда, где Макар телят не пас. И письма от матери нет. И Кима сутки не видал… Должно же что-то случиться, раз душа у человека не на месте.
Когда Фазылов, проводив взводного, приблизился к Лосеву, тот прошептал:
— Жрать хочу как из пушки. Когда злой — страшно жрать тянет. Посиди тут, я смотаю в свой окоп. Там у меня припрятана банка тушенки. Тебе дам.
— Лось, а Лось! Лучше не надо.
— Одна нога здесь, другая там.
— Лось, а Лось…
Но Лосев уже тронулся. Замолкли его удаляющиеся вкрадчивые шаги, и тишина вновь. обступила Фазылова плотной стеной. Напрягши слух, до боли в глазах всматриваясь в темень, он старался не пропустить ничего подозрительного. Так прошло с минуту. Вдруг зашелестела трава. Не успел он подать винтовку вперед, как на бруствер выскочил и застыл суслик, прямо перед штыком. Зверька можно было принять за столбик, если бы не мохнатая головка, которую тот рывками поворачивал туда-сюда. Вздрогнув, Фазылов чуть было не выстрелил и теперь гнал от себя испуг, убеждал себя, что так тихо, как суслик, немец сюда подобраться не сумеет. Фазылов уловит его шорохи, если что: хитрый Лось с вечера набросал неподалеку от окопа сухих палок и веток. Сунься, сунься, шайтан, захрусти! Фазылов — бац, бац! И дырка в башке… Суслик так же внезапно растворился в зарослях травы, как и предстал.