Погладив кончиками пальцев хрустальную поверхность, испещрённую почти невидимыми глазу узорами и вязью рун, человек поднял голову и посмотрел налево, гадая, зачем в этом кабинете, где запрещено бывать всем, кроме одного-единственного человека во всех Британии, тяжёлые портьеры на стене, в которой даже нет окна. Подойдя ближе, человек отдёрнул портьеры и, увидев своё отражение в тёмном зеркале полированной бронзы, долго стоял, вглядываясь в своё отражение…
…точно так же, как он вглядывался в него тогда, впервые «потеряв себя», после трёх лет тончайших магических преобразований, ритуалов, мощнейших зелий и заклятий, уроков и тренингов памяти, занятий окклюменцией, споров до хрипоты и – истерики, когда Темный Лорд был якобы убит младенцем. Тогда он заглянул в зеркало и увидел в нём не просто чужое лицо, но совсем другого человека, чью память, фамилию и внешность он присвоил, оставив себе лишь имя, да и то – потому что они совпали. Так Корнелиус Певерелл стал работником Министерства Магии Корнелиусом Фаджем, начав под незримым руководством Дамблдора подниматься всё выше по служебной лестнице, пока, наконец, в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году не стал заместителем Министра Магии Миллисент Бэгнолд, а спустя три года, когда она вышла в отставку – занял её место, потеснив Бартемиуса Крауча-старшего.
Не став вновь завешивать зеркало, Корнелиус пошёл дальше вдоль стены восьмиугольного кабинета, осматривая укреплённые на ковре, закрывающем дерево и камень, многочисленные клинки с прямыми или изогнутыми лезвиями, с причудливо украшенными рукоятями. Два их них были принесены сюда самим Корнелиусом – один за себя, другой за всех тех, по чьим головам пришлось пройти, чтобы получить пост Министра.
И как хорошо, что не пришлось делать этого второй раз! Когда, по указанию Дамблдора, он пятого июня тысяча девятьсот девяносто шестого года вызвал нескольких чиновников на работу, и сам явившись на час раньше – очередная цель была достигнута. Мир поверил в возвращение Волдеморта полностью и безоговорочно, и дурная репутация Министра Фаджа уже не могла этому помешать. А затем – был кратковременный хаос, уже привычно управляемый «из-за кулис» рукой Дамблдора и вот, спустя всего одиннадцать дней, Министром Магии назначен волевой и сильный человек, теперь уже бывший начальник Аврората – Руфус Скримджер.
Резко развернувшись на месте, Корнелиус почти бегом вернулся к столу, зажмурившись, упёрся в его поверхность руками, словно пытаясь найти опору, чтобы удержаться на грани рассудка – на нём сказывался побочный эффект второго преобразования – поспешного и болезненного. Корнелиус прекрасно знал, что в итоге это приведёт к безумию. Губы его исказила усмешка – по крайней мере, до этого ему уж точно не дожить. Открыв глаза, он увидел перед собой бумаги, лежащие здесь уже давно и успевшие покрыться пылью…
…те самые, что просматривал настоящий Руфус Скримджер перед тем, как тоже потерять себя. Тогда, семнадцатого июня, спустя два дня после увольнения Корнелиуса Фаджа, ему даже не пришлось изобретать способ остаться наедине с новым Министром – всё равно традиция требовала, чтобы прежний Министр передавал преемнику контроль над защитой всего комплекса Министерства Магии – причём в том самом месте, откуда эта защита активировалась и управлялась. Дальнейшее было сложнее – всё же Скримджер много лет работал аврором и причинил немало хлопот, не говоря уже о довольно успешном противодействии заклятию «Империус». Однако, сломив его волю, было уже проще простого заставить выпить оборотное зелье и самому принять его облик с помощью заранее приготовленных зелий-активаторов преобразования. Так что менее чем через час из кабинета вышли подтянутый и полный сил новый Министр, обретший полноту власти и его жалкий, униженный и раздавленный предшественник, шатающийся от слабости.
Отшатнувшись от стола, Корнелиус упал в кресло, низко опустив голову. Силы покидали его, казалось, будто мир рассыпается на кусочки – хоть и медленно, но всё же неотвратимо. Столько всего сделано для достижения цели, отмеченной только словами пророчества! Двух пророчеств, если угодно, но вот его-то касается только одно… Пытаясь собраться, Корнелиус вынул из чехла, висящего не шее, свою палочку – ту самую, принадлежащую только ему, давно исчезнувшему в прошлом под гнётом памяти теперь уже двух других личностей талантливому учёному, не сумевшему самостоятельно отомстить за родителей. Точно также он вынимал её тем, последним Рождеством, и позже – тридцать первого мая, когда пытался убедить Гарри Поттера, что Министерству – нет, даже не Министерству, а Министру – нужна его помощь. Как же ему было тяжело видеть ярость и презрение в глазах того, кто так на нёго похож! Того, кто, как и он сам, шёл и продолжает идти указанным ему путём, кого тоже ведёт любовь к потерянным родителям и ненависть к их убийце. Того, кто также – неважно, добровольно или нет, оказался в плену обязанностей, направляемый волей теперь уже умершего Альбуса Дамблдора. И даже вчера – сейчас уже далеко за полночь – когда Корнелиус последний раз видел Гарри – в его глазах он видел такое же…