– Так вот она, – женщина обвела рукой зал с картинами. – За пределами этого здания мир приветствует только нормальных с точки зрения медицинского паспорта людей. Пойдёмте.
Она говорила так, что даже не возникало мысли поспорить. Вера ещё раз взглянула на картины и последовала за ней. А здание то большое. Они всё шли и шли, практически не сворачивая. Изредка Вера слышала чьи-то крики, внутренне содрогаясь и боясь, что может воочию увидеть обладателей этих голосов. Несмотря на чистоту и тщательно создаваемый уют, Вера чувствовала тяжёлую энергетику места. Она была готова поклясться, что до постройки дома здесь было кладбище. Не какое-нибудь ритуальное местечко, а обычное городское кладбище, где хоронили простых людей, чуть более обеспеченных, чем большинство, но всё же простых, без претензий на дворянство.
Тем временем они подошли к одной из комнат, в которых жили пациенты.
– Он третьи сутки ревёт белугой, – начала Анна Евгеньевна. – Как проснётся, сразу в плач. Сам понимаешь, постоянно на снотворных держать нельзя, а без них рыдает безостановочно.
– А что случилось? – Вера позволила себе влезть в разговор. – Может я могу чем помочь?
Анна Евгеньевна вопросительно посмотрела на Берестова.
– Понимаете Анна Евгеньевна, – начал ловчий. – Моя жена непривычна к подобному, не хотелось бы её волновать.
– Какой ты заботливый! – на мгновение к ним вернулась та милая бабушка, что встречала их на крыльце, чтобы в следующую секунду снова стать серым волком. – Она побудет со мной, а как ты закончишь, её помощь не повредит ни Ваське, ни ей самой. Я в этом уверена. Иди.
После такого прямого указания, Берестову ничего не оставалось делать, как подчиниться. Когда за ним закрылась дверь, Вера спросила:
– А что с этим Васей?
– Вася? – задумчиво произнесла Анна Евгеньевна. – Вася попал к нам в сознательном возрасте. Он родился со ДЦП в так называемой атаксической форме, то есть при правильном лечении прогноз был бы благоприятен. Отец ушёл из семьи сразу. Мать растила до семи лет, насколько я знаю лечение ребёнок если и получал, то в минимальном формате. Потом повстречала мужчину, тот рогом упёрся, не хочу, говорит, дебила в семье. Она поплакала да сдала Ваську к нам. Так как семья числилась малоимущая, Василий на полном государственном пансионе, то есть минимум комфорта, только всё самое необходимое. Мы конечно получаем финансовую помощь он различных фондов, но это копейки в сравнении с тем, сколько действительно требуется для того, чтобы вырастить подобного ребенка, готового жить в современном обществе.
Она замолчала, вздохнула и через некоторое время продолжила:
– Сны ему какие-то снятся непонятные. Проснётся и рыдает, то мать зовёт, то Димку. Я всегда говорю родителям, либо сразу после рождения отдавайте, либо вообще не отдавайте. Этим детям смена обстановки даётся в разы сложнее, чем здоровым.
– Диму? А почему его? Он уже не первый раз здесь?
– К сожалению. Мы стараемся не привлекать посторонних. Всё-таки это наша работа и мы обязаны справляться сами. Но бывают исключительные случаи, как например сейчас. После Димы Вася успокаивается на пару месяцев, уж не знаю, что ваш муж с ним делает.
Вера привстала на носочки и заглянула в окошко на двери. Прямо напротив двери, в красном углу стояло инвалидное кресло, в котором сидел подросток. Искривлённая фигура, впалые щёки, чрезмерно длинные и худые руки рождали чувство обречённости и бессмысленности. Сколько нужно душевных сил, не физических, а именно душевных, чтобы каждый день помогать этим детям и не сойти с ума? Берестов сидел на крае кровати и держа пальцы на висках мальчика, что-то беззвучно шептал.
– Чаю?
Вера обернулась на голос Анны Евгеньевны. Раз предлагают чаю, значит это надолго.
– Да, пожалуйста.
Через полчаса Берестов выплыл из комнаты уставший, словно разгрузил вагон арматуры. Плюхнувшись на диван, он откинул назад голову и закрыл глаза. Вера накрыла его правую руку ладонью и выпустила немного энергии. Анна Евгеньевна, наблюдавшая за обоими, поцокала и заметила, как несправедлив мир.
– Он заснул, – тихо проговорил ловчий. – Дай ему немного сладких снов.
Вера кивнула, зашла в комнату мальчика и села на кровать. Смотреть на него было тяжело, особенно учитывая её сегодняшнее положение. Вполне естественная для обычной жизни, но крамольная здесь, мысль «слава богу, мои дети нормальные» отравляла внутреннее состояние, и Вера поспешила со своей работой. Взяв худую ладошку в свою руку, закрыла глаза и тонкой струйкой отправила любовь в израненную душу. Читать её она не стала.