Наконец женщина расставила приоритеты. Она вновь поднялась и осторожно приблизилась к утопающей в красных цветах кровати, воззрившись на лежавшего юношу, как на призрак.
Элирий в свою очередь с любопытством глядел на новую знакомую, придирчиво рассматривая малейшие детали наружности. Жрица была облачена в наглухо закрытую черную с золотым сутану, строгого кроя, напоминающую военное мундирное платье. Жесткий стоячий ворот до подбородка, узор на кромке рукавов, а также некоторые элементы фасона говорили о положении иерарха первого ранга. На груди красовался статусный орден в виде восьмилучевого антрацитового солнца, окончательно подтверждая высокий статус женщины.
Идеально сидевшая орденская форма была ей к лицу, но выходцу из Лианора трудно было бы назвать женщину красивой: нечистая кровь не давала облику благородных контрастов, свойственным носителям небесной крови. Однако незнакомка была внешне довольно приятна, имела правильные черты лица, а в темных глазах светился живой, незаурядный ум.
— Мессир желает побыть один? — цепким взглядом жрица всмотрелась ему в лицо, стараясь оценить состояние больного как можно точнее. — Мессир чувствует себя лучше?
— Ты имеешь право говорить со мной? — немало удивился Совершенный, но всё же благодушно снизошел до ответа на стандартном языке Материка: — Да, мне немного лучше. Как твоё имя?
— Шеата, ваша светлость.
Элирий поморщился. Он вдруг вспомнил — эта низкорожденная женщина присутствовала на ритуале в алтарной комнате. Да, именно ее голос услышал он самым первым по возвращении из небытия.
— Прошу прощения, — сдержанно извинилась жрица. — Само звучание моего имени оскорбляет ваш слух.
Не обращая никакого внимания на ее слова, Элирий попытался сесть в кровати. Голова немедленно закружилась. Он и не представлял, что можно настолько ослабеть физически. Плохо дело.
— Шеата, помоги мне подняться.
Сиделка ощутимо напряглась, кажется, начиная сожалеть, что не ускользнула, когда была возможность.
— Прошу мессира оставаться в постели, — очень вежливо обратилась она. — Вы не в полной мере оправились от ритуала и всё еще слишком слабы. Мне не следует касаться вас — господин будет крайне недоволен.
Элирий и сам отнюдь не пребывал в щенячьем восторге от перспективы принять помощь от низшего существа, но альтернативных вариантов пока не находилось.
— Думаешь, если позволишь мне упасть на пол, он останется крайне доволен?
Представив упомянутое развитие событий, жрица слегка побледнела. Нет, она никак не могла допустить этого, оставив подопечного без помощи. И, определенно, у нее не было полномочий запрещать ему что-либо. Прекрасно.
— Ваша светлость не привыкли к слабости, — поспешила ответить Шеата, — но слабым быть не стыдно. Это лишь временный побочный эффект ритуала, который вскоре пройдет…
Не давая новой знакомой времени развить свою мысль в попытке отговорить его, Элирий решительно откинул край покрывала, порываясь встать. Поддавшись этой манипуляции, Шеата рефлекторно поддержала юношу и помогла спустить ноги, одновременно оправляя сбившиеся в лихорадочном сне нижние одежды. На лице ее мелькнуло растерянное и несчастное выражение, но спорить и повторно высказывать своё мнение вслух сиделка не осмелилась.
Однако, заявить оказалось куда проще, чем сделать. Элирий сжал зубы: пол качался и проваливался куда-то, предательски уплывая из-под ног, будто флагманский корабль его угодил в шторм. Заметив эти трудности, Шеата тут же подставила плечо, уверенно удерживая его вес. Женщина оказалась высока ростом и, кажется, помимо физической силы обладала навыками и характером превосходно тренированного бойца.
— Я хочу увидеть… себя.
Жрица понимающе кивнула и, осторожно обхватив подопечного за талию, фактически потащила его к выходу. Миновав лунные ворота — дверной проем округлой формы, они оказались в просторной библиотеке, соединенной со спальней небольшим коридором. На стенах, расположенные со знанием дела, висели восхитительные образцы живописи и старой каллиграфии, достаточно порывистой и сильной, а на книжных полках покоились многочисленные увесистые тома. Каллиграфия показалась как будто знакомой и говорила об утонченном вкусе, но Элирий не стал задерживаться, чтобы полюбоваться ею или изучить внушительное собрание книг. Сил и так недоставало.
Наконец, передвигаясь с похвальной скоростью умирающей черепахи, они приблизились к большому зеркалу: то занимало целую стену уютного читального зала с купольной крышей. Элирий чуть помедлил, прежде чем раздвинуть занавеси и заглянуть в него — с опаской, как заглядывают в омут.