Он сам был, по — видимому, удивлен, как это письмо могло сюда попасть.
— Хорошо, можете идти, — сказал Левон. Оставшись один, он снова осмотрел всю комнату. «Быть может, есть тайный ход?» — думал он.
Но если тайный ход и был, то следов его найти Левону не удалось. Он вернулся в свою комнату со смутной тревогой в душе. Зажег вторую свечу, лег, но почти не спал, впадая только в легкую дремоту…
Днем на другой день вернулся Новиков и привез приказ отступать.
— Отступать? Как отступать? — послышались вопросы. — Почему?
Никто не хотел верить. Все были поражены. Дорога на Париж открыта, и вдруг отступать.
Новиков разъяснил недоумение. Главные силы уже отступили, и пятому полку надо торопиться. Казаки Сеславина перехватили почту, и в ней нашли письмо самого Наполеона к императрице. Из этого письма следовало, что он нарочно очистил дорогу на Париж, а сам со всей своей армией бросился на пути сообщения союзников. Если бы это письмо, так неосторожно открывшее планы Наполеона, не было перехвачено, то дня через два было бы уже поздно и армия союзников была бы разбита по частям. Простая случайность, необдуманное письмо преждевременно открыло гениально смелую попытку императора неожиданно атаковать с тылу беспорядочно идущие колонны Шварценберга, хотя еще неизвестно, чем это кончится. Но в главной квартире поняли. Все потеряли голову. Движение назад на войска Наполеона идет беспорядочно, и можно опять ожидать февральской истории, тем более что Блюхер не хочет отступать. Один Александр еще сохранял спокойствие, но опять уже заговорили о мире… Во всяком случае, в главной квартире считают положение армии критическим.
В волнении первых разговоров князь забыл о письме, но, войдя с Новиковым к себе, вспомнил о нем.
— Тебе письмо, доставленное таинственным способом, — сказал он. — Прости, что я вскрыл его, я думал, из штаба. Но, во всяком случае, — с улыбкой добавил он, — тайна не нарушена.
Он передал письмо Новикову. Новиков вспыхнул, развернув бумагу.
— Это Монтроз! — торопливо сказал он. — Я тебе скажу потом.
— А я расскажу, как я нашел его, — отозвался Левон.
Новиков погрузился в чтение письма. На дворе седлали лошадей. Вестовые торопливо собирали офицерские вещи.
Во время перехода Новиков был очень задумчив и мрачно настроен. На ночной стоянке в полуразрушенной деревеньке, остановившись с князем в отдельном домике, он передал ему содержание письма Монтроза.
— Да, — говорил с горечью Новиков, — шевалье прав. Мы слишком эгоистичны и только думаем о себе, когда совершаются события, которые отразятся на целое столетие вперед. Монтроз пишет, что никогда свобода не была в большей опасности, что эта война — апофеоз рабства. Нам говорил Курт, что лучшие люди Пруссии мечтают о свободе народа. Эти мечты погибли. Победы немцев (собственно, наши победы) дали перевес военной партии. Король, Гарденберг, Блюхер и вся эта свора вахмистров и фельдфебелей задушили Штейна, и уже начались тайные гонения на свободомыслящих. Пруссия превращается в военную тюрьму. Даже то немногое, что было дано народу, отнимается. Меттерних открыто говорит, что народ надо держать в узде, иначе он грозит революцией, анархией и новым Наполеоном. Император Франц разделяет взгляды своего министра. Вместо Наполеона, которого решили свергнуть, хотят призвать Бурбонов, как старую династию, носительницу феодальных принципов. В Париже орудуют темные личности и предатели, которые внушают государю, что восстановление Бурбонов общее желание Франции… А Монт — роз мечтал о республике! Государь делает вид, что верит этому! Проникнутый мыслью, что цари — помазанники Божьи и ведают судьбы народов, он мечтает о каком‑то союзе монархов для охранения их священных прав против доктрин революции и всякой попытки народов самим управлять своей судьбой… Европа, весь мир погружается во мрак! — закончил Новиков.
Князь слушал его, опустив голову.
— Я всегда думал, — сказал он наконец, — что эта война — безумие. Наполеон был страшен для них больше, как представитель республиканской Франции и, хотя император, проводник идей революции, больше, чем как завоеватель.
— Монтроз едет в главную квартиру, — продолжал Новиков. — Он хочет убедить государя, что Бурбоны — погибель Франции, что народ не хочет их… Но я не верю в его успех, хотя сила его влияния сказалась уже в возвращении в Испанию Фердинанда.
— Странный человек, — задумчиво сказал князь. — Как было оставлено это письмо? — спросил он и рассказал, как нашел его.