— О, вы не раскаетесь, — произнесла Напраксина, — вы удачно попали. Сегодня у меня много новостей. И сегодня у нас дорогой гость — отец Никифор! — и она указала на человека, рядом с которым сидела Ирина.
Князь удивленно поднял брови.
— Но ведь он, кажется, не священник, — сказал он. — Кто такой этот отец Никифор?
Напраксина тихо засмеялась.
— Ну, я вам прощаю ваше неведение, ведь вы воскресли из мертвых, — начала он. — Он не священник, да, это правда, но он святой муж, провидец… Вы знаете, — шепотом продолжала она, — это действительно пророк, это учитель чистой веры в духе Христа… Спросите у вашей юной тетушки… Его знает весь Петербург. Он предсказал взятие Москвы и гибель Наполеона. Он друг князя Александра Николаевича Голицына… О его пророчествах перед отъездом императора князь Голицын довел до сведения его величества. О, это необыкновенный человек!..
Князь был ошеломлен.
— Хотите, я познакомлю вас с ним? — продолжала княгиня.
— Ваша воля, княгиня, — ответил Лев Кириллович, — только я боюсь, что это знакомство будет мало приятно и вашему пророку и мне.
В этой фразе сказались обычная прямота и резкость молодого князя.
Он не верил ни в пророков, ни в пророчества, а близкое соседство княгини Ирины с «пророком» ему положительно не нравилось.
— О — го! Да вы не вольтерьянец ли, как ваш дядя? — с усмешкой произнесла княгиня. — Во всяком случае вы с ним познакомитесь.
— Конечно, — поспешил ответить князь, — я только хотел сказать, что представление меня ему ставит меня словно в толпу его поклонников, а этого я не хочу ни за что в мире.
— Я понимаю вас, — немного помолчав, сказала Напраксина. — Действительно, хотя он и святой, но он не нашего круга, и знакомство с ним должно произойти иначе. Ваша тетушка вам может много рассказать про него…
С этими словами она покинула князя, предоставив его самому себе.
К счастью, Бахтеев сразу встретил своих приятелей.
Его приветствовали, как восставшего из мертвых. Вопросы посыпались, как град. Князь с увлечением отдался впечатлению встречи со старыми боевыми товарищами, но все же на его настроении лежала темная тень. Он не раз среди самого оживленного разговора с непонятным беспокойством обращал свои глаза на княгиню Ирину, и ему казалось, что он встречал ее холодный пренебрежительный взгляд.
Он не хотел по какому‑то непонятному сложному чувству подойти к ней.
Бесшумно ступая по мягким коврам, лакеи разносили чай. Присутствовавшие разбились на кружки. Лев Кириллович уже отвык от общества; сдержанный гул негромких голосов стоял в салоне. В одном кружке у круглого столика старый сенатор со звездой на фраке, пожимая плечами, говорил:
— Мы идем вперед, как на маневрах, но все же эта военная прогулка стоит недешево. Не стоит овчинка выделки.
— Она слишком дорого стоит, граф, — раздался резкий голос, — я имел случай получить копию письма статс — секретаря Шишкова.
Все с удивлением посмотрели на только что вошедшего, молодого офицера, с нервным и желчным лицом, произнесшего эти слова.
— Новиков! — воскликнул Бахтеев, узнав своего однополчанина.
Новиков радостно взглянул на него и, крепко пожимая ему руку, сказал:
— Левушка, милый, как рад я тебя видеть. Сейчас я весь твой — дай кончить.
— Про какое письмо вы говорите? — спросил сенатор, щуря глаза.
— Про письмо Александра Семеновича, — ответил Новиков. — Ежели разрешите, я прочту из него.
— Очень обяжете, — наклоняя голову, произнес сенатор. Это был граф Телешев, известный масон, не особенно любимый императором, как он был нелюбим и его царственной бабкой.
Новиков вынул из кармана письмо.
— Письмо помечено, — сказал он, — девятнадцатым февраля, император был в Калише. Я хотел только указать на некоторые места этого письма.
Все слушали с напряженным вниманием.
— Вот что пишет Шишков.
И, раскрыв письмо, Новиков начал читать: «Февраля одиннадцатого дня мы приехали в Калиш. С неделю тому назад здесь было сражение. Войска ваши разбили саксонский корпус под начальством французского генерала Ренье, которого со многими офицерами и двумя тысячами рядовых взяли в плен».
— Видите, — прервал граф Телешев, — я говорил, мы идем церемониальным маршем…
— Да, — с загоревшимися глазами ответил Новиков, — а вот конец письма: «Недавно министр полиции получил донесение, что в двух губерниях — Смоленской и Минской — собрано и сожжено девяносто семь тысяч тел и что многие трупы еще и по сию пору валяются на поверхности земной…»