- Вот и приехали,- сказал мне Боев.- Вещички свои пока не выноси, успеется, сначала поедем на берег и я тебя перепоручу Авдееву!
Я все же взял с собой самое ценное: ружье, чемодан.
Боев был уже наготове, он держал в руке сетку с завернутой в газету медвежьей лопаткой весом на полпуда, не меньше. Заметив мой взгляд, он усмехнулся:
- Куме на котлеты. Она до них большая мастерица…
Матросы спустили на воду ялик, и мы поплыли. На берегу
Боев долго жал руки своим знакомым, а их у него было много, каждого расспрашивал о здоровье, сам отвечал на вопросы. Сразу было видно, что здесь он свой человек. Протискавшись через толпу, мы увидели спешившего нам навстречу мужчину, одетого по-городскому: в костюме с галстуком, с сумкой через плечо. По виду можно было предположить, что это какой-то начальник.
- Здорово, Боев! - крикнул он еще издали.- Привез мне что-нибудь?
- А как же! Завтра с утра готовься разгружать, а то мне еще в Аян надо успеть. Грузчиками обеспечишь?
- Плоховато, мало народу, сам знаешь - рыбалка…
- Ну, ничего, мои помогут, только договаривайся с ними сам!
Подошедший посмотрел на меня слезившимися маленькими глазками, протянул руку:
- С кем имею честь?..
- Буслаев!
- Очень приятно. Лямин - заведующий райзаготпушнины… С чем пожаловали?
- По твоей части. Экспедиция! - бросил Боев.- Приходи к Авдееву, там потолкуем, а то полчаса торчу на берегу, сеткой всю руку оторвало…
В это время к нам подошел матрос со шхуны и, тронув Лямина за плечо, сказал:
- Вам срочные пакеты от Абрекова.
- Хорошо, хорошо, пошли ко мне в контору, там разберемся!- Сразу заторопился Лямин.
…За оградой из свежей золотистой дранки стоял опрятный вместительный дом. Над крышей возвышалась кирпичная труба - большая редкость в поселке, где кирпич трудно достать.
- Ну, пришли! - сказал Боев и толкнул калитку.
Навстречу нам со злобным лаем кинулся похожий на волка пес с темной полосой на спине, второй, черный, величиной с теленка, с клочьями невылинявшей шерсти на боках, лишь внимательно посмотрел на нас и остался лежать.
- Сдурел, Кирька! - крикнул Боев.- Своих не узнаешь?
Пес виновато завилял хвостом, дал потрепать себя по загривку и, подозрительно косясь на меня, отошел на свое место.
Из-под навеса, пристроенного к избе, вышел хозяин - благообразный старик с белой окладистой бородой, с расстегнутым воротом рубашки. Он работал, и на розовом блестящем темени, обрамленном белыми кудрями, сверкали капельки пота. Сощурив смеющиеся голубые глаза, он вытер о фартук руки и поспешил к нам.
- Отколь гостей бог принес?
- Из-за моря-окияна…- засмеялся Боев.- Все трудитесь, Евстигней Матвеевич? Как здоровьице, все ли живы?
- Спасибо на добром слове, пока не жалуемся, а без трудов как проживешь? В поте лица своего вкушай хлеб свой!..- Он пожал нам руки и, не отпуская, повел к избе.- А я, милый, тебя ждал, ждал, да и ждать перестал. Чуть было на промыслы не подался!
- Водичка задержала, Евстигней Матвеевич. То было Амур обмелел, а теперь воды столько, что берегов не видно. Оттого и задержался немного. Правда, денек у Шантаров простояли.
- Решили попромышлять?
- Мяса захотелось и человеку новому охоту на медведей хотел показать, вот и остановились. Одного завалили, но и он на нас дури нагнал…
- Тут уж как подвезет,- согласился Авдеев.
- Вот ненадолго постояльца привел к вам, уж примите по-свойски. Тайгу нашу изучать будет!
- Какой может быть разговор? Гостям мы всегда рады. Эй, Санька! - окликнул он подростка лет пятнадцати, выглянувшего из избы.- Прими у человека вещички. Не видишь сам, что ли?
Черный пес, лежавший у крыльца, уступил нам дорогу. Выглянула хозяйка. Боев церемонно с ней поздоровался и вручил ей свой сверток:
- Свеженинки попробовать!
Изба была разгорожена на несколько комнат. Бревенчатые тесные стены и потолок, протертые с песком, поблескивали, на полу была натрушена зеленая травка, и воздух был чистый, напоенный ароматом свежего сена и смолы. В горнице в переднем углу висели иконы какого-то старинного письма с темными ликами святых. На сохатинных рогах, прибитых к стене, оружие - дробовое и берданка, облезлая, невзрачная на вид, но, видно, привычная хозяину и неразлучная с ним. У кровати, застланной цветным лоскутным одеялом, с горкой подушек в ситцевых наволочках была кинута рыжая с черными подпалинами медвежья шкура с оставленными на лапах острыми, в палец величиной, когтями. Наверное, какой-то памятный хозяину трофей.