Негидалец метнул на него злой взгляд, всем телом дернулся в его сторону:
- Зачем болтаешь чего не знаешь?
Софронов - щуплый старик, посмотреть, так в чем душа держится - одни кости и сухожилия. Руки маленькие, сухие, лицо скуластое, широкое. На губе, спускаясь к уголкам рта, усики по нескольку волосинок, как кисточки. Один глаз затянут бельмом, зато другой - черный, живой, поблескивающий, то с усмешкой, то злой, как у хорька, который вот-вот вцепится. Волосы еще черные, как воронье крыло, без седины и зубы - дай бог всякому! На нем простенький хлопчатобумажный пиджачишко и черная сатиновая рубашка с белыми пуговками.
- Никифор Гаврилович, сколько тебе лет?
- Когда мамка родила, считать не умел. Однако шестьдесят скоро будет.
Тут вмешался Лямин:
- Ты не смотри на него, что он щуплый, он по тайге как зверь бегает, молодую женку держит.
- Зачем болтаешь? - опять дернулся Софронов и метнул глазом молнию.- Баба как баба, мясо варит, олочи шьет. Пришел в гости-сиди, ешь, молчи!
- Много соболя взял в прошлом году?
- Немного брал, однако…
- Думаешь я не знаю,- сказал Лямин,- девять штук взял! За пять штук получил сполна, а на четыре расписочкой, за грехи, хе-хе!.. Лямин все знает, кто чем дышит и как…
- Девять - это хорошо. А где охотился? - поинтересовался я.
- Тайга большая, как знаешь,- пожал плечами Софронов.- Начальник тайгу идет, перед собой бумагу держит, все знает. Охотник идет - соболя ищет, дороги не знает; где вчера ворон летал, разве скажет?
- Не хитри, Никифор,- вмешался Боев.
- Зачем хитрить? Соболь в тайге живет, на месте не стоит. Где нашел, там взял, больше нету. Другое место ходить надо… Куда начальник ходить хочет?
- На Зею, на Селемджу, туда, где соболь есть.
- На Зею, на Селемджу ходил. Могу вести. Где соболь найдем - не знаю. Когда ходить хочешь?
- Дня через три-четыре.
- О! Зачем так быстро? В дороге зима застанет, шуба нужна будет, олочи, унты, сухари сушить надо, юколу. Когда успеешь? Раньше чем через две недели нельзя. Мне не веришь, старика Авдеева спроси, он скажет.
- Мне нельзя так долго здесь засиживаться!
- Молодой, горячий! В городе можно туда-сюда быстро ходить, в тайге нельзя. Хорошо собираться надо, если не хочешь олочи жевать…
- Верно говорит Никифор,- промолвил Авдеев.- В тайгу уйти легко, вернуться трудно.
Разговор принял общий характер. Я выскользнул незаметно из-за стола, вышел на крыльцо. Авдеев появился следом.
- Пошто сбежал?
- Не люблю я водку, Евстигней Матвеевич.
- А за что ее любить? Бедствие человеческое она и только! Другой зиму мытарит, по тайге мотается, мерзнет, голодает, хуже собаки живет, поймает соболя или там еще что, кажется, только бы и пожить по-человечески, так нет, поддается, пойдет глушить эту отраву, пропьется в лоск. Ни себе, ни семье! За что трудился - не поймешь.
Из горницы донесся громкий голос Лямина:
- Ты в прошлом году пять лосей убил, мясо не вывез, зря погубил; думаешь, не знаю? Лямин все знает! Думаешь, не знаю куда твои четыре соболя пошли? Что бы под суд тебя не отдали, вот куда! А пришел бы ко мне: так и так, уважь!.. У Лямина везде рука…
- Зачем болтаешь, зачем болтаешь? - Доносится гневный голос Софронова.- Что ты за человек такой? Тьфу!..
Авдеев усмехнулся.
Пойдем, покажу где отдыхать. О деле завтра говорить будем.
Он мне нравился все больше и больше. Нравился своей физической чистотой, здоровьем, веселой, добродушной усмешкой, рассудительностью. Я покорно пошел за ним, удивляясь его легкой походке: казалось, что жизненные невзгоды только прошумели над ним, как неразразившаяся гроза, не затронув ни его души, ни тела. А может под этой мягкостью кроется душа-кремень, которая может сыпать искрами, сама оставаясь неизменной? Это был человек, каких я еще не встречал в жизни.
- Евстигней Матвеевич, вы все ж таки должны со мной пойти!
- Пошто торопишься? Дело серьезное не любит скорого ответа. Думать надо!
За его ласковым, мягким голосом я слышал, вернее, чувствовал согласие, но он был верен своей привычке прежде обдумать, потом сказать…
В небольшом чулане, куда мы пришли, было прохладно и тепло. Я лег на медвежью шкуру и накрылся козьим тулупом. Тепло, спокойно. Через сетку донесся шорох. Авдеев ворочал какую-то чурку, потом раздались удары топора: тюк-тюк-тюк! Я догадался: он колет щепу. Тюк-тюк!..
Проводником экспедиции был зачислен Софронов и лодочником - зверолов Авдеев. Договор с обоими был подписан, они получили аванс на расходы и занялись подготовкой. Дел оказалось куча: засмолить и проконопатить бат, зачинить палатку, сшить обувь и одежду, купить все, что может потребоваться в долгом пути.