Авдеев и Софронов, ритмично взмахивая шестами, играючи, гнали бат вблизи берега. Авдеев, расставив ноги, скупым и точным движением погружал шест перед собой в воду, какое-то мгновение он скользил вдоль борта - и снова взмах…
Лодка двигалась с такой скоростью, что идущий берегом человек не поспевал бы за ней. Вода звонко журчала под острым носом лодки, блестели мокрые шесты, и алмазная срывающаяся с них капель веером разлеталась в стороны.
Лицо Авдеева раскраснелось от работы, глаза весело щурились не то по случаю чудесной солнечной погоды, не то потому, что ему смешно было смотреть на меня. Поселок скрылся из виду, и я рискнул взяться за шест. Лодка резко, толчками колыхалась, и мне стоило труда удержаться на ногах.
Я взмахнул шестом, сунул его в воду. Глубина была порядочная, и замах пропал впустую: пока шест дошел до дна, уперся, толкаться было уже поздно. Снова взмах! Шест понесло под лодку, вывертывая из рук. Я едва не вывалился из бата за борт. Авдеев понимающе усмехнулся:
- Давай, паря, жми! Со временем пойдет.
- Казалось, чего проще: сунул шест в воду, уперся им и двигай лодку вперед. Все так и было бы, да проклятая вода прямо-таки рвала его из рук, он соскальзывал с гальки, не находя опоры. Кое-как я приноровился, стал попадать в общий ритм работы. Я понимал, что проку от моего махания шестом в воду никакого, но я надеялся со временем освоить это несложное с виду и такое трудное на самом деле ремесло. Через полчаса у меня заныли мускулы рук, потом заболел от напряжения живот, а часа через полтора я уже еле держался на ногах от усталости. На руках саднили содранные волдыри мозолей.
- Нич-че,- посмеивался Авдеев, как ни в чем не бывало продолжая проталкивать бат против течения,- нажимай, паря, дело не хитрое - привыкнешь!
- Силы нет, работать не можешь, зачем тайгу пошел? - ворчал сзади Софронов.- Сиди в городе, бумагу пиши… Как зимой соболя искать будешь? Заблудишься один в тайге, сразу пропадешь!
Он стоял на корме и работал вовсю, толкая и направляя бат, вцепившись в шест сухонькими крепкими руками. На лице ни поту, ни признаков усталости, только челюсти были стиснуты да грудь поднималась вроде чаще и выше.
Мне стало совестно, и я незаметно спрятал значок ГТО в карман ковбойки вместе с клапаном, к которому он был привинчен. Называется «Готов к труду и обороне», а сам слабее стариков! Физкультурник! Я решил не давать себе пощады.
В первый день мы прошли совсем немного. Софронов подвел бат к широкой песчаной косе. Привал!
Мы с Авдеевым занялись палаткой, а Софронов приготовлением чая. Кругом было полно плавника, но он не стал собирать сучки, а взял топор и срубил облюбованную им еще с лодки сушину-прямую, как свеча, бескорую лиственницу, склонившуюся над косой у табора.
- Че, ветки,- сказал он, презрительно пнув ногой валежину,- не успеешь чай сварить, опять иди собирай!
Не будь в тайге со мной этих опытных людей, я бы, наверное, поставил палатку в чаще леса, прельстившись мягкостью мхов, толстым слоем застилавших землю в сумрачном ельнике.
- В лес забиваться не следует,- между делом объяснял мне Авдеев,- там сейчас же комаров налетит пропасть, не отобьешься, а тут место открытое, обдувает…
Желая выгадать время для отдыха, они не копались, а все делали основательно, чтобы при любой погоде ночью не вставать и ничего не поправлять. Я сел к костру и что называется прикипел, все тело ныло от усталости, не хотелось ни чаю, ни еды…
Меж тем Софронов достал к чаю юколу, обжарил ее над огнем и порезал на куски. Авдеев разломил на три части большую домашнюю лепешку, разлил по кружкам горячий, круто заваренный чай.
- Чай не пьешь, какая сила,- пошутил он.- Пей! Дорога большая, еще ден двадцать толкаться придется, не меньше. Мая против Уды совсем дурная река будет…
- Легче берегом груз волочить вместе с лодкой, чем на шестах,- угрюмо ответил я.
- Э-э, паря, зря так говоришь! Летом берегом вовсе ходу нет. В иных местах на олешках и то не пробьешься, а ты говоришь- волоком… С непривычки все это! Известно, городская жизнь легкая, балует человека, вот и показалось небо .с овчинку. Не-ет, бат для здешних рек - отменная штука!..
У меня было одно преимущество перед старыми таежниками: молодой организм быстрее стряхивал с себя усталость. Стоило мне выпить кружку горячего чаю и на душе становилось легко. Не будь мозолей на руках, я готов был бы ехать дальше. Но проводники полулежа продолжали не торопясь чаевничать у огонька.
С реки донесся какой-то всплеск. Собаки подняли головы, я было насторожился, потянулся к ружью.
- Кета идет,- объяснил Софронов, заметив мое движение.- Нынче, однако, много рыбы должно пройти. Скоро всякий зверь придет к реке рыбу кушать, ворона прилетит, коршун, другая птица…