- Лодок свободных много, вот с проводником плоховато будет - люди все на промысле.
- Нам лишь бы лодку, а спуститься мы и сами сможем.. Тут не так-то много до Уньи - километров сто пятьдесят. Самое большое дня на четыре ходу. Авдеев и Софронов опытные в этих делах люди.
- Не спорю,- отвечал Воронов,- только река у нас бешеная; чтобы по ней спускаться, надо хорошо знать все рукава и опасные места. Без своего проводника я вас не отпущу. И не такие опытные гибнут. Будь бы еще лето, а то шуга идет, забереги большие, не везде с лодкой развернуться можно. К тому же проток много, попадете не в ту, какую надо, время потеряете, а то и сами под залом угодите. Есть у меня на базе сторож - старик Батракин. Он из местных, опытный батчик, попробуйте с ним договориться. С ним было бы надежней.
Боясь обидеть недоверием своих проводников, я был в нерешительности. На всякий случай спросил мнение Авдеева:
- Как вы считаете, Евстигней Матвеевич?
- Хозяин дело говорит. Подыматься трудно, а спускаться опасно. Ходил я по Зее, помню, с норовом река, и знающий человек не помешает.
- Тогда надо позвать Батракина,- сказал я. Воронов послал парнишку за сторожем, и тот вскоре явился. Батракин был эвенк лет семидесяти, сухощавый., среднего роста, с маленькими, как у всех эвенков, кистями рук. Войдя в избу, он снял шапку, повесил ее у двери на гвоздь и, повернув лицо в сторону, будто слышит только на одно ухо, спросил:
- Зачем звали Батракина?
Мы пригласили его к столу. Воронов сказал:
- К нам пришла экспедиция, возьмешься спустить их на бате до Уньи?
Батракин задумался. Теперь, когда он сидел рядом за столом, я мог разглядеть его при свете небольшой лампы. У него было широкоскулое и темное от загара лицо, изрезанное глубокими морщинами. В темных полуприкрытых глазах сквозила мягкость характера. Тонкий правильный нос, чуть выдвинутый вперед подбородок, редкие поседевшие усики и страшный, обезображивающий одну сторону лица шрам.
- Груза много? - спросил Батракин.
- Пудов десять, не больше,- ответил Авдеев.
- С тяжелой лодкой ходить не могу, поздно уже, а если немного груза - можно. Торопиться надо, однако, через три-четыре дня дороги не будет. Завтра ехать надо. Начальник отпускает?
- Конечно,- согласился Воронов.- За месяц ничего не случится, попрошу побыть на базе женщин.
- Тогда пойду, маленько собираться надо,- сказал Батракин.
Как мы ни спешили со сборами, а выехали лишь к полудню следующего дня. В десятиметровом просторном бате легко разместились четыре человека, собаки, груз.
Подхваченный быстрым течением, легкий долбленый бпт понесся вниз, будто с заведенным мотором. Мы скользили по черной воде со скоростью не менее десяти-двенадцати километров в час. По сторонам быстро проносились назад прибрежные кусты и деревья, мелькали берега, отмели. Река капризно петляла, бросала напор воды от одного берега к другому, ревела у заломов, загромождая льдинами отмели и тихие протоки. Это был не спуск, а скольжение с горы по воде. Сидя в лодке, мы не видели перед собой дальше чем на полста-сотню метров. Только гул воды предупреждал нас о перекатах, да подозрительно гладкая поверхность воды, как в трубу втягиваемой на мелкое каменистое место.
Обгоняя плывущие льдины и деревья, мы влетели на перекат и за гладкой кромкой воды вдруг оказались среди бурунов, бившихся о торчащие из воды камни, среди кипучей толчеи волн, заплескивавшихся через борт бата. Вместе с грозно кипящим потоком воды бат устремлялся к залому, навстречу торчащим из воды остриям елок, корягам, выставившим из воды обледенелые лапы, чтобы подмять все плывущее под себя.
В последний момент, когда глаза нацеливались за какую корягу хвататься, если ударимся о залом, встречная волна буруна отбрасывала лодку в сторону от коряги и мы, сделав разворот над шумным глубоким водоворотом, устремлялись к другому берегу. Грохотала и ревела вода, размалывая льдины; бесконечной серой лентой, как под колесами уносящего поезда, разматывалось под лодкой дно. Низкое дымчато-серое небо нависло над лесом.
- Снег будет скоро,- сказал Софронов.
К вечеру быстро стало темнеть, и мы вынуждены были стать на привал в пятом часу. Плыть в темноте по такой реке было опасно, к тому же Батракин, исполнявший обязанности рулевого, очень утомился. Работа требовала напряженного внимания и больших физических усилий.
Мы сразу же поставили палатку с железной печкой, и через полчаса она загудела, раскраснелась и вся палатка наполнилась теплом. Мы сбросили с себя всю верхнюю одежду и стали чаевать. Чай - излюбленное питье охотников. После нескольких кружек горячего крепкого чая возле жарко топившейся печки лица наши залоснились от пота и мы пришли в самое благодушное настроение. Потянуло на ленивый неторопливый разговор.