- Огонь! - с тоской в, голосе прохрипел Авдеев.- Надо развести огонь!
Ощупью нашли сухой пень, разворотили, сколько возможно, его руками и, наставив в него винтовку, я пять раз подряд в упор выстрелил. Пень не загорелся. Отчаяние овладело мной. Все кончено, я готов был сдаться и, дрожа от озноба, скорчился в клубок и бессильно опустился на землю.
- Бездымный порох,- донеслось до меня.- Был бы черный - зажгли бы!
- Дай-ка я еще попробую,- услышал я голос Авдеева, и он вытащил у меня из-за пазухи отсыревшие спички.
Выстрелив три раза подряд, он положил в горячий ствол винтовки две спички и прикрыл его пальцем. Продержав их там минут пять, а мне казалось, что до бесконечности долго, он осторожно вынул одну из них и дрожащими скрюченными от холода пальцами чиркнул ею по терке.
ВЫНУЖДЕННАЯ ОСТАНОВКА
Спичка чиркнула раз-другой. Затаив дыхание, мы ждали. Теперь от этих двух спичек зависело наше спасение. Авдеев перевел стесненное дыхание и чиркнул посильнее. Головка сначала задымилась, зашипела и вспыхнула. К слабому трепетному огоньку он приблизил кусочек сухой смолы, снятой у занесенной водой ели. Огонек, как бы раздумывая, ощупал смолу, потом затрещал, окреп и стал облизывать сухие тальниковые прутики. У нас был огонь. Мы были спасены.
Сухих дров было мало, а у нас не было топора, чтобы срубить большое дерево, и остаток ночи мы провели у дымящегося костра. Он не мог просушить зимнюю одежду, не мог обогреть как следует, мы дрожали от холода, но уже за то, что не погибли от стужи, просушили спички, и то спасибо.
Никто не хотел говорить, все сидели подавленные, не в силах сомкнуть глаз.
Утром снег прекратился, и мы решили идти по берегу реки, преградившей нам путь, в надежде найти какое-нибудь зимовье охотников. Всех мучил голод. Наши продовольственные запасы утонули, и вся надежда была на мой карабин.
Стоило отойти от огня, как холод сковывал все тело. Только быстрая ходьба могла нас согреть.
Собаки рыскали по сторонам. Старый охотничий пес Верный подал голос, к нему присоединился Кирька. Я побежал к ним. Они действительно нашли дичь, но какую! Словно понимая, что нам не до выбора, они облаивали белку, на которую в другое время не обратили бы внимания. Серый пушистый зверек с черным, больше туловища, хвостом и кисточками ка ушах с сердитым цоканьем взбежал на березку. Помахивая пушистым хвостом, белочка ударяла лапками по ветке и рассматривала собак, глядевших на нее голодными и жадными глазами. После выстрела зверек подпрыгнул и, кувыркаясь в воздухе, полетел на землю. Верный не дал ему упасть - схватил на лету зубами. Я крикнул на него, и он отдал его мне, несмотря на то, что был голоден.
Положив белку за пазуху, я быстро догнал своих спутников, которые даже не остановились, пока я стрелял. Не то от теплой тушки, не то от предвкушения еды у меня стало легко на душе.
Вскоре я стал отставать от товарищей: переживания трагического дня, бессонная ночь, неоднократные купания в ледяной воде, крепнущий мороз, снова заковавший и сделавший негнущейся мою одежду, измотали мои силы. К тому же стали нестерпимо болеть ноги. Я не мог без боли ступить.
Видя что я сильно отстал, проводники вернулись ко мне.
- Я не могу дальше идти,- сознался я.- Очень болят ноги.
- Придется развести костер,- сказал Авдеев.- Может быть, отдохнешь немного, просушишь одежду, полегчает…
Вместе с Софроновым они быстро развели костер у поваленной ветром елки. Слой дерна, державшийся на вздыбленных корнях, служил хорошей защитой от ветра. На коротком совете было решено, что Авдеев пойдет на разведку один, а мы с Софроновым останемся дожидаться его у костра. Зажаренную на костре белку я отдал Авдееву: кто знает, сколько ему придется идти, прежде чем найдет он зимовье или наткнется на охотников.