- Ждите меня здесь, никуда не уходите,- сказал Авдеев и, позвав за собой одного Верного, ушел от нас в чащу леса.
Софронов легче переносил холод и голод, чем я. Он тут же разулся и, сидя у костра босиком, стал сушить над огнем свои меховые чулки. Не разделяя моего уныния, он даже пытался шутить и подбадривать меня.
Однако мне было не до шуток, я думал о том, сколько труда положено напрасно, думал о гибели Батракина. Увенчаются ли наши усилия и лишения достижением цели?
Софронов успел подбросить в костер крупных дров и стал сушить куртку, поворачиваясь к огню то одним, то другим боком.
- Следов сохатого здесь много, свежие следы,- говорил он.- Обязательно должны быть охотники!
Как бы в подтверждение этих слов послышался звук отдаленного выстрела, донесшегося с той стороны, куда ушел Авдеев,- значит, он уже встретил охотника, потому что ушел без оружия, с одним ножом, который всегда висел у него на поясе. Мне сразу стало словно теплее, я забыл о гнетущих мыслях, вскочил и трижды выстрелил в воздух. Теперь ни к чему было беречь патроны.
- Ура! Мы спасены! - радостно крикнул я и стал тормошить за плечи Софронова.
Тот иронически улыбнулся, наконец, не утерпел, высказался:
- Как можно, маленько в реке купался, маленько замерз - сразу жить не хочешь, о смерти думаешь? Люди, которые- в тайге живут, всегда мокрые ходят, всегда мерзнут, по три дня ничего не кушают - олочи мелко-мелко режут, в котелке варят, жуют и ничего. Однако в городе совсем слабые люди. Я молодой был, мог покушать и потом восемьдесят верст тайгой ходить, не отдыхать, не кушать… Почему сидишь, портянки не сушишь? Надо раздеваться, все хорошо сушить, тогда спать можно будет. Чего ждешь?
Я послушался его совета и, пока горел хороший огонь, разделся до нижнего белья и стал сушить одежду. Хорошо бы еще выпить кружку кипятку и тогда можно было спокойно ждать помощи.
Однако радость моя была преждевременной. Наступили сумерки, прошла вторая ночь у костра почти без сна, а Авдеева не было. Я начал беспокоиться: уж не попал ли он на браконьерский самострел? Быпает, что на крупного зверя настораживают какое-нибудь старое, никуда негодное ружье.
- У нас в тайге такого не бывает, денгур ставят. Из ружья охотник стрелял. Наверно дело есть, кончит, тогда к нам придет,- успокаивал меня Софронов.- Собака назад бы вернулась. Сидеть ждать надо.
А ждать было трудно: ныли прихваченные морозом ноги,, давал себя знать голод.
Лишь к полудню послышались голоса, и к нашему костру подошли Авдеев и охотник эвенк, ведший на поводу верхового оленя. Я крепко обнял незнакомого охотника, стал расспрашивать далеко ли до поселка и можно ли сегодня же начать поиски Батракина?
- Чего спешишь,- ответил охотник.- Пей чай, потом в мою палатку пойдем, там о деле говорить будем.
С этими словами он отвязал от седла чайник, набил его снегом и повесил над огнем. Через несколько минут мы уже пили горячий крепкий чай, закусывая вареным холодным мясом и пресной лепешкой.
Ночевали мы в бязевой палатке на оленьих шкурах. Топилась небольшая жестяная печка, и я смог раздеться и разуться. Утром я увидел, что два пальца на правой ноге у меня распухли и почернели. Если на ступнях была приморожена только кожа, то их прихватило как следует. Я не мог ходить.
Два дня мол спутники вместе с охотником, пришедшим нам на помощь, вели поиски тела Батракина и нашего утопленного снаряжения. Кое-что удалось спасти: достали оружие,, утонувшее на месте, где перевернулся наш бат, на перекате среди камней и коряг нашли два мешка - один с палаткой и печкой, другой со спальными мешками. Бат, видимо, подтащило под залом и обнаружить его не удалось, так же, как нигде не отыскали и тела Батракина. Вот и все, что могли мне рассказать они после возвращения.
Сумерки. Шумит тайга. Кажется, что сами деревья жалуются на непогоду, раскачиваясь под напором ветра. В нашей палатке уютно и тепло. Я лежу на оленьей шкуре с больной
ногой. У изголовья горит свеча. Ее желтый мигающий свет отражается на воронёной поверхности карабина. Изредка за палаткой фыркнет олень, прозвенит баталом. Мои спутники допивали по третьей кружке крепкого чаю. Они молчат. Устали с дороги и намерзлись.
- Как думаешь, Михаил,- так зовут хозяина, приютившего нас,- удастся найти Батракина?
Лоснящееся, словно вылитое из бронзы, лицо эвенка выражает раздумье. Наконец, он отвечает:
- Батракин пропал. Сейчас на реке лед, оморочкой ходить не могу. Весной еще искать будем, может найдем.