Я отнес это за счет зависти старого охотника, которому во всем хотелось быть первым, а тут его обошли.
Ужинали молча.
БЕДА НЕ ПРИХОДИТ В ОДИНОЧКУ
Один соболь нас никак не устраивал. Нужно было найти скопление соболей, которые позволили бы начать массовый их отлов для расселения по другим местам. Поэтому весь следующий день был посвящен поискам новых следов. Вечером мы вернулись усталые и разочарованные. Ни одного свежего следа, хотя исходили не менее, а, пожалуй, вдвое больше вчерашнего.
- Куда же соболи делись? - недоуменно спросил я Авдеева.
- А их было, видно, не более двух,- ответил он.- Одного мы вчера взяли, а другой, наверное, поел, да и залег где-нибудь в россыпи. В мороз они не очень охочи до беготни, только голод их и гонит, а то бы из гнезда не вылезли. Зверек вроде бы с теплой шубкой и к холоду должен быть привычный, а морозу не выносит. Случалось, попадет лапкой в капкан, особого ущерба нет, а глядишь к утру околеет. Замерзает на морозе, значит. Если, как говорите, придется живьем их ловить, надо такую ловушку придумать, чтобы там ему защита от мороза была… Я давеча приглядывался к следам, они все одного размера были. Вот я и думаю, что их тут пара жила. Когда корму мало, так и один столько наследит, что за день не обойдешь. Голод не тетка, гонит…
Целую неделю безрезультатно мы искали новых следов. Все не верилось, что тут могла быть одна пара зверьков. Устав от поисков, решили переменить место лагеря. Одолев перевал, вышли в долину безыменной речушки и определили, что она течет уже не в Зею, а в Селемджу.
Здесь к нам пришла большая беда: ночью на наших оленей напали волки. Трех оленей они растерзали на месте. От бедных животных мы нашли только рога, клочья шерсти да кровавую утолоку на снегу. Даже костей не нашли, видимо, волки их растащили по сторонам. Остатков четвертого оленя не находилось, и Софронов предположил, что олень спасся.
Он до самого вечера искал его след. Испуганное животное умчалось за десяток километров. Вначале один из волков пытался его преследовать, но потом вернулся, соблазненный добычей, которую растаскивала стая. Олень был так напуган, что не подпускал к себе даже человека, и Софронову стоило больших трудов его поймать, и то с помощью кожаного аркана, который он издали набросил ему на рога. Стояла морозная ночь, когда Софронов, иззябший и голодный, вернулся в лагерь с оленем на поводу.
Положение создалось затруднительное. Один олень мог едва-едва тащить лишь наше снаряжение - палатку, шкуры, запас продуктов и боеприпасов. Нам оставалось идти пешком, и скорость нашего передвижения снижалась вчетверо против той, с какой мы ехали на нартах.
Софронов торопил и настаивал скорее покидать «волчью падь»,- как он назвал долину неизвестной реки. Волки могли появиться и загрызть последнего оленя.
Теперь мы держали путь к ближайшему колхозу на Селемдже, чтобы там пополнить свой транспорт новыми оленями.
Впереди шел Софронов на лыжах и вел в поводу оленя, тащившего за собой нарты с грузом. По их следу шли мы с Авдеевым и вместе с собаками тащили вторую нарту с более легким, не уместившимся на первой нарте снаряжением. Иначе мы могли замучить одного оленя.
Безмолвие царило в тайге. Соболиных следов не попадалось, хотя мы и осматривали по пути все места, где мог обитать этот хищник. Надежда найти на Усть-Боме скопление этих драгоценных зверьков растаяла, как льдинка у костра, и мы брели за нартой понурые и молчаливые.
- Не везет нам, паря,- вздыхал Авдеев.- Зря тайгу топчем. За четыре месяца одного соболя… Курам на смех!
Софронов не принимал участия в наших разговорах даже когда останавливались на отдых: то ли уставал, то ли занят был какими-то своими мыслями. Может быть, скучал по семье. Причин было много, и я не подходил к нему с расспросами.
Двигаясь как-то крутым берегом над речкой, он остановился и позвал нас. Мы, бросив нарту, подошли. От берега речки в лес шла четкая парная цепочка соболиных следов.
- Привал! - скомандовал повеселевший Авдеев.
Поставили палатку. Софронов выразил желание пойти за соболем, поскольку он, а не мы, нашел след. С ним пошел Авдеев, а я остался в палатке. Пора было привести в порядок свои записи.
В середине дня я вышел из палатки набить котелок снегом и нарубить дров. Снег сверкал так ярко, что я зажмурил глаза. Мороз был небольшой, градусов двадцать пять, стояла тишина и голубая зимняя дымка окутывала лес и ближние сопки.