Ночь стоит безлунная и темная. Но вот, будто в предвидении большого города, к которому мчит тебя скорый поезд, небо на севере начало светлеть. Словно свет далекого пожара, оно напитывается багрянцем и разгорается все сильней и сильней. Яркость красок нарастает с каждой минутой. Под красным небом у самого горизонта появилось светлое пятно. Его золотистые лучи рассыпаются веером и пронизывают багряное небо. Северное сияние! Оно не похоже на те, которые мне приходилось видеть на картинках в книжках, но все равно захватывает своей чарующей красотой. В ожидании новых красок мы все трое стоим и следим за переливами света, но золотистые лучи начинают постепенно меркнуть, гаснет и красный свет, и сквозь него искорками проглянули крупные звезды. Мороз знает свое дело: щиплет за нос, уши, и мы спасаемся под защиту разгоревшейся надьи, где светло, тепло, спокойно…
С великой радостью я ввалился в теплую деревянную избу, с порога пахнувшего на меня кислой капустой, дегтем, свежеиспеченным хлебом.
- Здравствуйте! Примите нас до хаты, добрые люди!
- Проходите, пожалуйста!
Председатель колхоза - эвенк принял нас радушно. В течение двух дней я отлеживался на лавке, покрытой косматой медвежьей шкурой. В эти дни не жалели дров и печь всегда жарко топилась, а чай не сходил со стола, как и мясо, и рыба - все, что дает тайга.
Председатель колхоза послал человека за оленями для нас, и пока ожидали их, мы расспрашивали стариков о соболях, но те не могли сказать ничего определенного.
- Раньше было много, теперь давно на охоту не ходим. Однако и сейчас должен быть! - вот и все, что нам удалось узнать. Все охотники были на пастбищах и промысле, а председатель больше интересовался оленями, белкой, так как колхоз был оленеводческий и охотничий промысел служил только подспорьем основному занятию. К тому же запрет на соболя в течение последних лет снизил среди эвенков интерес к этому зверьку.
Короче говоря, ничего вразумительного я узнать не мог и обратился за советом к своим спутникам.
- На Джагды надо ходить,- заявил Софронов.- Там гора высокая, крутая, место совсем глухое. Будем еще там искать, если не будет, ты в город пойдешь, мы домой - в Чумикан.
- Сначала на хребет Турана надо сходить,- не согласился Авдеев.- Ведь говорят старики, что раньше там соболь был. Может быть, там встретим промысловиков, расспросим. Должны люди знать, где еще соболь водится. Оттуда не поздно будет и на Джагды податься.
Пришлось согласиться с доводами Авдеева, которые были мне больше по душе. К тому же и жители говорили - хребет Турана богат разным зверем, там леса густые.
Купив в колхозе оленей, палатку и кое-что из припасов, мы, вновь экипированные, отправились на хребет Турана - водораздел между реками Селемджа и Бурея.
Нас провожала целая ватага ребятишек, женщин а стариков - соседи председателя колхоза, у которого мы остановились.
Среди провожающих была восемнадцатилетняя девушка с тяжелой иссиня-черной косой и блестящими, как вишенки, глазами - дочь председателя Нюра.
Я стоял возле нарты с уложенным на нее снаряжением, когда она подошла ко мне. Улыбаясь и показывая белые, чистые, как перламутр, зубы, смуглолицая и разрумянившаяся, с непокрытой головой, она, смущаясь и краснея, сказала:
- Счастливого пути!
- До свидания, Нюра! - ответил я, пожимая ее маленькую, но сильную руку.
Софронов тронул оленей, крикнул: - Э-гей!
Пора и мне, а на память невольно пришли давние, где-то читанные или слышанные стихи:\
Взмахнув рукой на прощание, я сел на нарту и пустился догонять своих товарищей.
САМОСТРЕЛ
Солнце опустилось за зубчатую кромку островерхих лиственниц, погасло пламеневшее небо, а мы все продолжали ехать по заснеженной девственной тайге. Тихая морозная ночь. Серебристой краюшкой повисла в светло-голубоватом небе луна, олени с нартами, как тени, мелькали между деревьями. За нартами стлался «дымящийся» след поднятого копытами сухого снега. Поблескивали полоски, оставляемые полозьями. Налетая на мерзлые бугры мха, нарты подпрыгивали, скрипели, и тогда надо было удерживать равновесие ударом выставленной ноги.