Пробираясь сквозь ветровал, набросавший деревья одно на другое, я заметил, как между корнями поваленной ели что-то мелькнуло.
«Уж не соболь ли?»
Но нет. На ствол поваленной ели вспрыгнула изящная кабарга с точеными черными копытцами. Она испуганно смотрит в мою сторону и настораживает уши, стараясь определить, откуда пришла опасность. Кабарга дрожит всем телом от страха, но не знает, в какую сторону ей броситься, потому что еще не заметила меня, притаившегося за стволом дерева.
Мне жалко это маленькое дрожащее существо, но страсть коллекционера сильнее, и я скрепя сердце навел карабин на самого маленького в нашей тайге оленя.
Выстрелом, будто ветром, сдуло его с лесины, на которой он стоял. Когда я подошел, олень был мертв. В кабарге было не больше десяти килограммов весу, и я положил ее в заплечный мешок. Сквозь прочную ткань тотчас же просунулись два белых шила - длинные острые клыки самого безобидного из зверей. Эдак не мудрено поранить о них руку или спину, и я уложил голову оленя так, чтобы клыки не высовывались наружу.
Олень, и с клыками! Странный каприз природы, наделившей жвачное животное двумя длинными клыками, свисающими изо рта, но не для борьбы с врагами, а для отпугивания соперников во время борьбы за самку.
Кабарга зимой питается преимущественно лишайниками, которые в изобилии находит в старых ельниках.
Шкурка и мясо не представляют для охотника ценности. Зверь является промысловым объектом только из-за небольшой железы на брюшке самца, заполненной темной густой жидкостью - мускусом..
Мускус у только что убитого животного имел резкий и, мне показалось, отвратительный запах. Мускус находит применение в парфюмерии при изготовлении духов, в качестве средства, увеличивающего стойкость их аромата.
Продолжая идти по соболиному следу, я подстрелил несколько рябчиков и двух дымчато-серых белок, с черными кисточками на ушах.
Солнце еще не успело опуститься за сопки, а в ельниках сумерки сгустились настолько, что не было возможности целиться, если бы пришлось стрелять.
Я пошел обратно. Чтобы выиграть время, решил оставить свой след и срезать путь, наметив направление по компасу.
Пока преодолевал водораздел, совсем стемнело. Выйдя на лыжню, оставленную мной утром в начале пути, я заскользил по ней. В небе зажглись первые звезды. Наступила ночь.
Спустившись к реке, я остановился. Вся узкая долина была затянута густым, белым туманом. Плотные клубы пара рождались над рекой, постепенно расплывались по долине и поднимались в звездное безоблачное небо.
Над пеленой тумана, как бы вырастая из нее, тянулись вверх голые сучья высоких чозений - стройных деревьев, напоминающих своим строением украинский пирамидальный тополь: такое же стремление вверх сучьев, компактно собранных вокруг ствола. Пар, поднимавшийся над рекой, оседал на ветвях деревьев и кустарниках, покрывая их игольчатыми кристалликами льда. Наращиваясь, они превращались в белые причудливые кружева, бахромой свисавшие с самых тонких веточек. В лунном свете все искрилось, сверкало, а темная река как будто кипела. Это было немного странно.
Замедлив шаги, я осторожно раздвинул тальники и ступил на лед реки. Из-под лыж тут же выступила вода. Она растекалась поверх льда, пропитывая собой снег, лежавший сверху.
Мороз охватывал воду тонкой, звенящей корочкой льда, но идущая откуда-то снизу вода снова разливалась поверх этой слабой корочки. От нее-то и шел пар, хотя температура воды была не более одного-двух градусов.
К весне подземные воды прорывали ледяной покров рек и выходили на поверхность, образуя наледи, делавшие реки непроходимыми. Хотя глубина воды поверх льда не превышала десяти-двадцати сантиметров, но кто решится ступить ногой в воду, если мороз тут же схватит и заледенит обувь?
Вода и мороз - это страшная штука для пешехода, когда вблизи нет жилья и нет уверенности, что через четверть часа будешь сушиться у огня.
Пройти на лыжах было невозможно, вернуться к палатке старой дорогой нельзя, так как совсем стемнело, и я должен искать обход вокруг наледи. Вот так сократил свой путь!..
Я долго пробирался вдоль берега, отыскивая подходящее место для перехода. Поднявшись на косогор, увидел вдали сверкнувшую огненную черту выстрела, а затем и его грохот: это обеспокоенные моим отсутствием проводники подавали сигнал - стреляли вверх. Я был рад, что не придется ночевать под открытым небом у костра и быстро пошел в направлении выстрелов. Через час я сидел уже в палатке, пил горячий чай, а Авдеев снимал с кабарожки шкурку, подвесив ее за ноги к шесту, стоявшему посреди палатки.