Обследование дубликанских ельников, среди которых мы стояли несколько дней, подтвердило слова Логинова. Соболя здесь много, значительно больше, чем в каком-либо другом месте буреинского бассейна. Однако взять его здесь будет нелегко: крутые каменистые россыпи, густые ельники с непроходимыми ветровальными участками леса, кедровые стланики. Природные условия были здесь благоприятными для укрытия ценного хищника.
Несмотря на большое количество соболя, мы добыли его совсем мало, но зато заложили несколько учетных площадок, что было куда важнее для моего отчета об экспедиции и определения запасов соболей.
Переход на Гуджал лежал через обширную марь - долину реки Сутырь.
Проходя по мари, я обратил внимание, что Софронов всматривается в следы, оставленные чьими-то оленями. Снег местами был разрыт до земли и обрывки ягеля валялись на снегу.
- Согжой кормился! - крикнул он мне, показывая на следы.- Охотиться будем!
Скоро пустили своих оленей пастись. Я не особенно жаждал охоты, так как мясо у нас было, и забыл о словах Софронова, но утром он попросил меня осмотреть марь в бинокль.
Я вышел из палатки и сразу же заметил трех оленей, пасшихся довольно далеко.
«Домашние, наверное»,- подумал я и указал на них, передав бинокль Софронову.
- Это дикие олени,- уверенно сказал он,- я своих оленей знаю.
- Едва ли их возьмешь, место очень чистое,- говорил я,- разве подкрадешься к ним на верный выстрел!
- Чистое место - хорошо, можно охотиться,- ответил Софронов и передал мне бинокль.- Побегу оленя ловить!
С этими словами он побежал по следу своих оленей и вскоре появился уже верхом на быке. Второго он вел за собой на поводу.
- Ты на охоту не ходи,- сказал он.- Будешь в бинокль смотреть, как я буду согжоя стрелять. Неси мне свой карабин!
Не представляя себе охоту за северными оленями верхом, я остался у палатки.
Софронов рысью погнал своих оленей к согжоям. Когда до них оставалось менее полукилометра, он соскочил с верхового оленя и, прячась за ним, стал приближаться к пасущимся согжоям. Вскоре один из оленей заметил приближающихся к нему чужих, резко вскинул голову и насторожился.
Софронов, прятавшийся за оленем, выпустил повод второго оленя, и тот стал пастись - разгребать снег копытом в поисках ягеля.
Согжой вроде успокоился, и Софронов начал осторожно приближаться к ним, прячась за своего оленя и обходя их полукругом. Когда до животных оставалось метров двести, он положил карабин на спину своего верхового оленя и замер. В окулярах бинокля я хорошо видел, как бросился в сторону ближайший к охотнику согжой, а затем повалился на бок, как остальные понеслись по мари, вздымая копытами снег. Немного позднее до моего слуха долетел звук выстрела.
Вернулся Софронов не скоро. Я поздравил его с удачным выстрелом и поехал с ним за добычей. Меня интересовал дикий олень, прародитель домашнего оленя. Сделав нужные промеры, я помог Софронову ободрать тушу быка и разделать ее на куски. Общий вес согжоя не превышал семидесяти килограммов. Мы погрузили его на нарту и повезли к нашему лагерю.
На обратном пути вспугнули стаю белых куропаток. Они были видны только в полете, а сев на снег, становились незаметными благодаря своей защитной окраске, и мне стоило трудов подстрелить одну птицу, да и то после нескольких неудачных выстрелов.
Моя коллекция пушных зверей и промысловых птиц выросла до такого размера, что надо было подумать о ее сохранении и доставке в Хабаровск.
Трофей Софронова был радостно встречен охотниками. Дело в том. что мясо согжоя вкуснее сохатины, оно лучше и быстрее варится, нежнее на вкус.
Сухожилия, мозг и печень были тут же съедены охотниками в сыром виде. Только я и Авдеев не стали есть, я еще не привык, а Авдеев сослался на свои староверческие обряды, которые, якобы, не позволяют человеку есть сырое мясо.
Зато отваренное мясо все ели в большом количестве. Охотники ели его без хлеба, запивая крепким чаем. В самом деле, на морозе мясная пища хорошо воспринималась организмом. Я никогда не предполагал, что могу есть мясо в таком огромном количестве.
На следующий день мы перешли невысокий хребет Икондя и вышли на реку Кеваты, впадающую в Гуджал.
- Теперь дорогой поедем! - весело крикнул Логинов, но сколько я ни присматривался, никаких признаков дороги, даже проселочной, не видел. Такая же, как и раньше, марь с редкими лиственичниками и кустарниками. Но оказывается «дорога» была. Логинов указал мне на редкие, заплывшие смолой затески на деревьях, которым было не менее десяти-пятнадцати лет, так что они превратились уже в наросты на деревьях.