Здесь проходила тропа оленеводов, по которой можно было ехать без применения топора.
А такая, мало-мальски приметная только разве местным жителям тропа уже называется дорогой.
- Как же, несколько раз нарты прошли! - убежденно говорил Логинов.- Народ ездил, значит, дорога!
В самом деле, олени, словно почуяв, что они бегут не просто по мари, а «дорогой», прибавили ходу, позванивая колокольцами-боталами.
На Гуджале нам встретились рыбаки подледного лова. Они угостили нас свежей рыбой - ленками и хариусами. Мне больше понравился хариус - мелкая рыба из семейства лососевых, очень вкусная. Жареный хариус превосходен и не идет ни в какое сравнение с ленком, хотя и тот тоже из семейства лососевых. Хариус и ленок - промысловые рыбы этой горной реки. Другой рыбы здесь не водится.
Рыбаки сообщили нам о следах выдры, ходившей возле отдушин. Софронов тотчас же достал капкан и заверил меня, что зверь обязательно попадется.
- Как же, только она и ждет твоего капкана! - выразил я свое сомнение.
Но я ошибся. Утром я еще спал, когда услышал голоса Софронова и охотников.
Вскоре в палатку влез Софронов и бросил мне на спальный мешок мягкую и мокрую тушку выдры. Она попалась в капкан, поставленный около отдушины, где выходила на лед.
Я уже говорил, что после откровенного разговора во время лечения Софронов стал относиться ко мне значительно лучше, хотя и оставался по-прежнему немногословен. Но это уже объяснялось его характером. Он не признавал разговоров пустых, считая их простой болтовней. «Зачем болтаешь?» - любил он говорить.
По следам рыбаков мы сравнительно быстро доехали до охотничье-промысловой артели «Аланап» - небольшого селения на правом берегу Тырмы.
Дальше на юг идти на оленях было нельзя: не было корма - ягеля.
Посоветовавшись с местными охотниками, решили весь наш груз, кроме самого необходимого, отправить подводами до станции Биракан, а самим подняться по Тырме до водораздела и по Сагды-Бира выйти к станции Бира.
Чтобы иметь полное представление о природе Дальнего Востока, я хотел пройти хребтом Малый Хинган, где встречалась маньчжурская флора и фауна.
Теперь вместо оленей мы взяли ездовых собак. Они должны были везти облегченные нарты с палаткой и продуктами. Нам предстояло проделать двухсоткилометровый переход на лыжах по горной пересеченной местности.
Наступил март - первый месяц весны, и хотя еще трещали по ночам «крещенские» морозы и перепадали пороши, надо было торопиться.
В апреле на нартах идти трудно, а порой и невозможно.
Распростившись с местными жителями и бригадой Логинова, мы вышли на Тырму и тронулись в последний переход по тайге.
По-весеннему яркое солнце поднималось над лесом, и пушистый куржак, срываясь с ветвей, искрясь, падал на землю. Весна была не за горами. Пройдя немного, я расстегнул куртку, потом снял с головы шапку и сунул ее за пазуху. Авдеев посмотрел на меня и усмехнулся.
- Рано весну почуял, паря!
Но и его рукавицы торчали за кушаком, а лицо было раскрасневшееся и даже немного потное.
ОХОТА ЗА КАБАНАМИ
Дорога была нелегкой. Восемь собак, впряженных по четыре, с трудом тащили две маленькие, груженные вещами нарты. На подъемах приходилось помогать собакам - протаптывать дорогу, подталкивать нарты. Только на спусках мы иногда присаживались на сани и то больше затем, чтобы они не разбились о дерево при разгоне.
Заболоченные пойменные леса и мари уступили место горным смешанным кедрово-широколиственным лесам. В.се чаще и чаще среди всхолмленного моря тайги стали появляться темные вершины корейских кедров. Это очень толстое дерево с ровным, как свеча, стволом поднималось до сорока метров в вышину. Ствол с красноватой корой только ближе к вершине давал отростки - сучья. От сибирского кедра корейский отличается многовершинностью и как бы подстриженной столообразной кроной. Кедр имеет легкую золотистую древесину хорошего качества. Темная хвоя с длинными иглами делает его мохнатым и сразу выделяет среди других древесных пород. Лесной великан-красавец!
Кое-где на кедрах еще виднелись золотистые шишки с орехами. Основная масса урожая была сбита ветрами, обобрана белками, но отдельные шишки могут держаться до весны.
Кедрово-широколиственные леса прежде всего поразили меня своим разнообразием: вперемежку с лиственницей, елью, осиной росли дубы, липа, пихта, черная береза и много других пород. Мощная древесная растительность становилась особенно разноликой по горным распадкам и ключам. Богат был и подлесок из кустарников: лещины, рододендрона, калины; он создавал дополнительные трудности для нашего продвижения. Местами мы с трудом, обдирая руки и лицо, продирались сквозь эту дикую смесь кустарников. Это было, пожалуй, тоже немаловажной особенностью кедрово-широколиственного леса. Царство тайги кончилось.