Выбрать главу
. Он так сказал: ходить в атаки И умирать, коль выпал час, Есть тот гражданский долг, что всякий Обязан выполнить из нас. Он к месту вспомнил утвержденья Самих прославленных вояк, Что нет героев от рожденья,— Они рождаются в боях. И возразить, казалось, нечем, Когда вздохнул он тихо: — Но… — В тылу, мол, дело обеспечить Уже не всякому дано. И в правоте неоспоримой Подвел черту, как говорят: Тыл фронту, верно, брат родимый, Но он сказал бы: Старший брат. Сказал — гляди, куда как метче — И с новым вздохом повторил: Тыл — старший брат, за все ответчик, — И почему избрал он тыл. Ему в годину испытаний Крепить его велел закон. С ним разговаривать не стали, Когда на фронт просился он… И, дескать, несколько неловкий, По меньшей мере, этот спор, При современной обстановке Он лишь несет в ряды раздор… И тут как раз вздохнул майор. Майор, молчун тяжеловатый, Что был курить да спать здоров, Сказал с улыбкой виноватой: — Скажу сперва насчет рядов… Зачем же вдруг!.. Ряды — рядами. И от беседы нет беды, Поскольку мы же с вами Сами И есть те самые ряды… Теперь насчет меньшого брата, Скажу, не хвастать отнюдь, Что от солдата До комбата Я сам прошел когда-то путь. И что, причастный с ополченья К боям, походам и котлу, Я вправе сделать заключенье: На фронте — легче, чем в тылу. Я поясню, — сказал он, видя Смущенье спорящих сторон, — Не к чьей-нибудь из нас обиде И чистой правде не в урон. Как говорил один нестарый Мой из запаса рядовой, Знаток и той, что он оставил, И этой жизни, фронтовой: «Воюй — и все твое с тобой». Мол, все по форме и по норме: О чем заботиться тебе? Случись, что если не накормлен, Так это есть уже ЧП. В твое траншейное жилище, У самой смерти на глазах, К тебе ползут с горячей пищей И даже с чаем в термосах. Твой килограмм, с надбавкой, хлеба, Твой спецпаек И доптабак Тебе должны доставить с неба, Раз по земле нельзя никак. С жилищем — тоже много проще: Дворец ли, погреб — все твой дом. Ни доставать прописку теще, Ни уплотнять ее судом. Что в жизни нужно — все бесплатно, За все ответчица — казна. Убьют иль ранят? Фронт. Понятно. И не твоя уже вина. В той жизни — долгой иль короткой — Уж там добро иль недобро, — Тебя согреть спешат и водкой, И сводкой Совинфорбюро. В недальнем следуя обозе, А то в бою — тебе хвалу Вовсю поют в стихах и прозе Твои певцы. А что в тылу! В тылу совсем не та картина, Хотя все то же существо. Во-первых, если ты мужчина, То вроде как-то не того… Опять же кухня полевая Тебе не придана в тылу. Посеял карточки в трамвае, — Садись к заочному столу. И та опаска всем знакома: В тылу проштрафился чуть-чуть, Глядишь, привет от военкома: Прошу зайти. И — в добрый путь. На фронте нет того в заводе, Чтоб опасался: вдруг да в тыл. Ошибся в роте, Так во взводе Исправишь все, что допустил. И даже, если ты там в шутку Уже подсудную удрал, То ни к чему тебя в науку Возить куда-то на Урал. Писать от фронта открепленье, Давать в дорогу аттестат. Нет, где вина — там искупленье, — Всегда поблизости штрафбат. На месте весь тебе зачтется Тот срок к недальнему числу Без упущенья в производстве, Как это водится в тылу. С пристрастьем слушали майора Два главных спорщика в купе. Но самый след крутого спора Уже по новой шел тропе. Все ближе, ближе постепенно К сужденьям тем склоняли слух И наш профессор, и военный Моряк, и врач, и все вокруг… И в орденах старик кудрявый Не усидел в своем углу, Тряхнул своей безвестной славой: — Нет, легче все-таки в тылу. Как ни хотите — легче трошки… — Успех майора он учел. — Уже одно, что нет бомбежки, А есть — так в шахте нипочем. — Смотря какая бомба-дура, — Поправил кто-то старика. Но тот сказал: — Нет, жизнь горька, Как под землей без перекура, А наверху — без табака… — Ах, в табаке ли только дело, — Включился вздох со стороны. — В одном равны душа и тело, Что легче — вовсе без войны… Тот вывод с благостной печалью Кивком почтенной головы Одобрил попик наш с медалью Восьмисотлетия Москвы. Но означал его уместный Простой кивок — полупоклон, Что, может, волею чудесной И сверх того, что всем известно, Он кое в чем осведомлен… А мой майор невозмутимый, Со слов солдата выдав речь, На весь вагон добавил дыма И вновь намерен был залечь… Солдатской притчи юмор грубый Улыбкой лица подсветил, И сам собой пошел на убыль Тот спор на тему: фронт и тыл. За новой далью скрылся город. Пошли иные берега. Тоннели, каменные горы, Вверху — над окнами — тайга. По кругу шли обрывы, пади, Кремнистой выемки откос. И те, что в душу мне вступали, Слова горели жаром слез. И не хотел иных искать я Затем, что не новы они. Да, тыл и фронт — родные братья. И крепче в мире нет родни. Богатыри годины давней И в славе равные бойцы. Кто младший там, кто старший — главный, — Неважно: Братья-близнецы. И не галди — кто, который, Кому по службе подчинен, Оставив эти счеты-споры Для мирных нынешних времен… Но не иссякнуть этой теме, Покамест есть еще в живых И те, что сами знали бремя Часов и суток фронтовых; И те, кому в завидных далях, В раю глубоком тыловом У их станков и наковален Был без отрыва стол и дом. И после них не канут в нетях Та боль, и мужество, и честь. Но перейдет в сердца их детям И внукам памятная весть. О том, как шли во имя жизни В страде — два брата, два бойца. Великой верные Отчизне Тогда. И впредь. И до конца.