А и в самом деле так было. Тогда, чтобы доказать свою правоту, Маля Казанора — Амалия Михайловна Хазанович, истая сибирячка и полярница, первый просветитель и культработник среди нганасан, принесла ведро воды, сказала:
— Смотрите!..
Раскачав ведро, она стала быстро крутить им на вытянутой руке. Ни капли воды не пролилось. Правда, зрители было разбежались сперва, но, видя, что вода не выливается, сгрудились вокруг Мали, осмелились и сами попробовать. Потом признали:
— Однако, да, так, однако. Земля шибко крутится…
Константин Вантуляку молча ушел в свой чум. Ведра у него не было, котлом размахивать неудобно, тогда он схватил чайник и налил его до краев, крышку бросил под ноги — вот и получился земной шар. «Вода, — сказал себе Вантуляку, — это есть Вачуг-озеро! Однако, выльется оно, если земля начнет крутиться, или нет?..» Размахнулся Вантуляку чайником, да, видно, слабенько — полчайника на голову опрокинул. Так, сказал он себе, здорова брехать баба!.. Его моу, его земля, совсем не вертится. Однако, маленько на боку лежит — речки-то текут!..
И хоть верно рассуждал Константин Вантуляку, сомнение не оставляло его. Он же своими глазами видел, как Маличка крутила ведро. Решил еще попробовать. В другой уж раз замахал чайником так шибко, что и не знал, как остановиться, а тут полог приподнялся — сама Маличка-Михаличка.
— Что, Вантуляку, однако, крутится?..
— Крутится, однако, не чайник, а земной шар!..
Многое еще перенял любопытный и непоседливый Вантуляку Константин от Казаноры, вот только читать и писать он так и не научился. Но главное — он понял, что такое загадочные крючки и кружочки букв на листе бумаги-газеты.
Скажем, смотрит Вантуляку на снег и видит след: прошел один олень, молодой или старый, или это важенка, а с ней олененок, или прошло стадо — много-много оленей. И может Вантуляку сказать, сколько прошло оленей, сытые они или голодные, быстро или медленно они шли, куда и откуда и давно ли тут были. Все, что нужно знать добычливому охотнику, скажет по этим следам Вантуляку. А почему? А потому, что каждый олень и все олени вместе оставляют свой след.
Вот так и лёса. У каждого русского есть след. Маленькой черной метинкой-закорючкой оставляет он его на бумаге, и когда следов много, Казанора поглядит и умеет сказать, что делают люди на всей моу, и на его земле тоже. Надо только слова знать, а он, Вантуляку, хоть маленько и научился лёса гово́рку держать, всех слов никак не упомнит. Однако, думал он в утешение, Маля Казанора тоже не шибко-то знает след вачажного оленя.
Но куда там!.. Девка-красночумка скоро научилась и оленей запрягать, и нарту приколом останавливать, и сам, сам Константин Вантуляку показывал ей, как сидеть в ветке и как надо весло держать, чтобы не опрокинуть резким толчком долбленку. А то села баба — и перевернулась.
— Однако, крутится? — говорил он, подавая ей руку.
— Крутится, Вантуляку, крутится, — отвечала она, вылезая из воды на берег. И засмеялась, вспомнив, к чему это он. — Совсем как твой земной шар!..
Едва не позабыв за воспоминаниями о чайнике, Вантуляку снял крышку, бросил в земной шар головку пиленого сахара. Пока остывал кипяток, он набил табаком длинную прямую трубочку, вырезанную еще в молодости из крепкого корня лиственницы, сунул в чубук крошечный, как лисий глаз, уголек. Перед дорогой и покурить не грех…
Он засопел, мелкими глотками потягивая трубку и выпуская дым, и тут какой-то неясный шорох насторожил его. Он чутко прислушался. Ровно шумели на сыром ветру ветки неказистых лиственниц, но где-то у берега хрустнула под неосторожной ногой валежина. «Не зверь и не птица», а коли так — жди человека.
Вслед за шорохами ветер принес запахи родного стойбища, уловить которые мог бы только олень, и по тому, как человек на берегу нетерпеливо втаскивал на камни свою ветку, Вантуляку помял, что пожаловал к нему молодой путник, молодой гость. Но с Вачуг-озера никто не собирался идти вниз, его и самого сыны-старики и внуки отговаривали от нелегкой на старости лет дороги. Вантуляку не послушал их, ушел. Кто знает, вздыхал он, ничего не говоря им и глядя на обеспокоенную родню исподлобья, быть может, это последняя охота Константина Вантуляку, и пройдет ли он еще когда от многоводного Енисея до седых отрогов хребта Комогу-моу, сядет ли с настороженною стрелой у Нямы-реки, там, где впадает в нее быстрая Дудыпта! Возможно, что и самому себе не хотел признаваться опечаленный Вантуляку, что в этот раз не добыча манила его в далекий путь.