Разве не странно, не удивительно то, что молодые тугуты, еще и не ступавшие на священные склоны Комогу-моу, уже видели мир дальше, чем их древние родичи?! Они уже слышали песни других народов, уже иная высота, иная даль манила юнцов далеко за обжитые пределы, и если старый Касенду Вантуляку не ошибался в своих предчувствиях, то, значит, близился срок, когда молодые начнут покидать отцовские гнезда. Что ждет их там, впереди?!
Птица, срывающаяся с гнезда, может набраться сил в полете, а может и обломать крылья… И не так бы печалила Вантуляку эта дума, если бы знал он, что дети вернутся назад и земля его предков не будет забыта гордыми сыновьями, один из которых, тот, что подходил сейчас к его ночному костру, уверен ли в обратной дороге?..
Все в этом мире имело для Вантуляку смысл, свое, может быть, и скрытое до поры, предназначение. Появление пятнадцатилетнего внука Вова Токко не столько удивило старика, сколько обрадовало, — так, во всяком случае, должно было казаться юнцу. Юркий, широкий в кости, в ладной узорчатой парке[5], непомерно длинноногий (бабы говорили, акушерка шибко долго тянула его за ноги и вытянула вот), он отвлек Вантуляку с тропы мрака на тропу радостных дум. Да и не хотелось Вантуляку вспоминать, как приходил в его чум председатель, говорил хмуро, перебивая дорогу:
— Вантуляку, сиди здесь. День сиди, другой сиди. Погода будет, вертолет будет, полетишь сразу на Няму, на Комогу-моу, на Дудыпту полетишь. Зачем ходить? Старый ходить, один ходить, далеко ходить — плохо ходить.
Однако, маленько не стало уважения старикам. Худо деды учили, совсем худо.
Вот пятнадцать-то годков назад все иначе было.
Тогда председатель народ собрал, контора курит, дым один, гнуса нет.
Председатель говорит:
— Кто у нас лучший охотник?
— Вантуляку! — сказал народ.
— Однако, правильно, — подтвердил председатель. — Кто больше всех соболя взял?
— Вантуляку! — сказал народ.
— Так, однако, — снова согласился председатель. — А кто больше всех оленя взял, песца взял, зайца, однако, не считаю?..
— Вантуляку! — опять сказал народ.
И согласился председатель с народом, засмеялся весело, потом развернул газету и прочитал в ней Указ о награждении нганасана Константина Вантуляку за шибко большие заслуги в добыче пушнины орденом Ленина.
Еще встал человек, большой лёса начальник, в парке из гладкой черной материи, приколол Вантуляку на грудь орден, отдал ему пустую коробочку, красивую, за которую и соболя дать не жалко, руку пожал Вантуляку, стал в ладоши хлопать.
Однако, и народ шибко хлопал, и председатель, и все как в кино было. Нганасаны разглядывали орден и Ленина на нем. И сказал кто-то, что Ленин похож на самого Вантуляку. Вантуляку разгладил морщины на вощеном лице, согласился. Так, однако, похож.
Добрая весть в тундре обгоняет самую быструю нарту, и оленя, и собаку, и птицу.
Лучшие охотники Севера приезжали поздравить Вантуляку и пили его водку. Были чукчи — чау-чу — богатые оленями, братья долганы и братья якуты, слетались эвенки верхом на оленях, и улыбчивые юкагиры были — одулы, люди, упавшие с неба, — и всем был открыт чум Вантуляку, и на всех языках звучало в его честь барахсан-слово. Барахсан значит — хорошо! И слава о Вантуляку гуляла до самого моря.
Однако, думал тогда Константин, хмельной с радости, если бы всех гостей посадить в сани, получился бы огромный аргиш — караван, какими осенью кочуют по тундре аборигены. И первая упряжка была бы уже в тайге, а последняя еще стояла бы в его стойбище…
— Сделай что-нибудь, Вантуляку, — просили все друзья, все гости.
Тут пришел меньший сын Вантуляку, сказал:
— Отец, у тебя родился внук, сын сына твоего.
— Пусть будет он Ленин, — гордо решил Вантуляку.
И обрадовались, и засомневались за скорым застольем: все-таки… Ленин. Пошли к председателю. Тот послал к курносой учителке из самой Москвы.
— Вот если бы девочка родилась, — отчего-то краснея, щебетала та, — хорошо бы назвать ее Леной, Леночкой… Красиво, правда?
— Да, правда, правда!
— А мальчика лучше назвать Володей, Владимиром, как и Ленина… Ведь он же Владимир Ильич!..
Вместе со счастливым отцом и дедом (а неизвестно еще, кто из них был счастливее) она пошла смотреть крепыша, и над люлькой все называла его:
— Вова, красавчик, Вовочка, Вова!..
5