— По улице Октавия, — автоматически поправила его Анлодда. — Корс Кант бы запомнил… — Голос ее сорвался, глаза затуманились. Она отвернулась, чтобы Ланселот не видел ее слез. — О нет, теперь я не позволю себе ни к кому питать таких чувств. И греческий выучу как следует.
Не поднимая глаз, она вытащила из-за пазухи греческую карту, развернула, поднесла поближе к глазам, прищурилась, чтобы рассмотреть буквы в темноте.
Срывающимся, тоскливым голосом, она начала читать, и у Питера по спине побежали мурашки.
— Есть.., извилистая дорога.., что ведет мимо винных погребов и цехов кожевенников, Обеденная улица. Она ведет к храму Августа. Ну, то есть когда-то там стоял храм Августа — Бог знает, что там теперь. Это не так близко к воротам, но зато храм выше стены. С его крыши — так тут написано — видно… Ну, наверное, и через стену оттуда можно перебраться. Потом — прямой дорогой к пристаням, где нас ждет Меровий, если нам помогут Мария и Рианнон. Подойдет?
Ужасно. Сначала парень пропал. Теперь удрали с беснующейся толпой Кей и Бедивир. Первый отряд Питера на новом месте, и все разбежались кто куда.
До харлекской крепости отсюда было не менее трех кварталов — вверх по холму, а точнее — по муравейнику, который Питер за счет своей блестящей тактики так восхитительно разворотил!
— Храм подойдет, — согласился Питер без большого энтузиазма. — Веди, Макдуф!
— Кто?
Он покачал головой и махнул рукой.
Девушка осмотрелась и выбрала путь по узкой аллее.
Не прошла она и десятка шагов, как вдруг повалилась на колени и обхватила руками живот, словно ее подстрелили.
Питер поспешил к ней. Анлодда безудержно рыдала, но рыдала беззвучно, сжав зубы. Щеки ее были залиты ручьями слез.
— О Боже, Боже мой, он мертв, правда? — Голос ее звучал, словно чужой, будто эхо, доносившееся из туманной дали. — Я больше не увижу его? Никогда не увижу, чтобы сказать.., сказать…
— Ты не знаешь! Быть может, он еще жив!
— Та яма бездонна! Мне так говорили!
— Тебе врали. Подумай, Анлодда, бездонных ям не бывает.
Питер поднял ее, крепко прижал к себе, дал выплакаться на своем плече. Его губы зарылись в ее волосы, он шептал утешающие слова, тихонько целовал волосы Анлодды, которые, к его изумлению, оказались чистыми.
«Что за идиотская мысль!» — Значит, он упал на дно и разбился! Принц, будь он жив, я бы знала это. Я бы слышала, как бьется его сердце. А я ничего не чувствую, он мертв.
— Но может быть, яма не так уж глубока? «Вот-вот, — успокоил самого себя Питер. — Может быть, он лежит там со сломанным позвоночником или разорванной паховой артерией. Ага, или всего-навсего напоролся на кол». Ужас состоял в том, что Анлодда была неопровержимо права: Корс Кант мертв, или при смерти — что не слишком отличалось от первого.
Но Питеру нужно было что-то сказать, чтобы не потерять последнего из своих бойцов. Сердце у него ныло, чувство к девушке пугало его самого.
— Случиться могло все что угодно, Анлодда. Корс Кант запросто может быть жив. Наверное, он сейчас бродит по подземелью в поисках выхода, жаждет вернуться к тебе. Я видел, как парни выживали после того, как выпрыгивали из.., из…
Он не договорил. Машину он представлял себе отчетливо: огромную тарахтящую зверюгу, что, раскинув широченные крылья, летит по небу, в брюхе у нее полным-полно солдат. Но как эта зверюга звалась, Питер, как ни силился, вспомнить не мог.
— Словом, они падали с большой высоты, и хоть бы что. Анлодда, ты должна верить. Без веры все впустую. Наверняка этому тебя учили в твоей.., в твоей тайной ложе.
— Вера? — пробормотала девушка не без сомнения.
— Верить нужно так, как верит ребенок. «Если не станете, как дети…» — ..то не войдете в Царство Небесное, — не задумываясь, подхватила Анлодда. Питер выпучил глаза — неужели она и вправду читала Библию? — Пока мужчина не станет женщиной, — продолжала между тем Анлодда, — а женщина — мужчиной, вы не войдете в Царство Небесное».
У Питера сжалось горло, пересохло во рту. А этот стих откуда? Где она его слышала? Он погладил волосы девушки, продолжая успокаивать ее.
Она умолкла, задышала так глубоко и ровно, что на миг Питер испугался — уж не уснула ли она? Но вот Анлодда подняла голову, посмотрела Питеру в глаза, и легкая улыбка тронула ее губы.
— Быть может, тело его мертво, но не дух, покуда я жива и в здравом рассудке, а это продлится, пока один из ютов или саксов не убьет меня в сражении. Верно?
— Мы не забудем его. Ни ты, ни я.
— Он жив.
— Жив. Жив, конечно. — «Мертв, он мертв, он валяется на дне бездонной ямы, похожий на разодранную тряпичную куклу — совсем как сержант Конвей после взрыва в Ландондерри. А я сжимаю в объятиях убийцу».
Анлодда отстранилась, расправила плечи. Питер взял ее за руку, почему-то не желая отпускать девушку совсем, и они зашагали к избранной Анлоддой улице. Светало. Питер и Анлодда шли маршрутом, обозначенном в греческом путеводителе. Занимался день двенадцатый.
«Извилистый путь», — так написал составитель карты, но он явно смягчил краски. Обеденная улица виляла, как хотела, и порой становилась так узка, что Питеру с Анлоддой приходилось буквально протискиваться между перевернутыми тележками зеленщиков и дверьми лавчонок, раскрашенными во все цвета радуги, между полуразрушенными стенами жилых домов, покрытыми потускневшей мозаикой. Ни о какой продуманной городской планировке тут и говорить не приходилось: лавки мясников соседствовали с храмами и церквами. «Совсем не по-римски, — думал Питер. — Разве тут у них не действовали градостроительные законы?» Терпкий запах кожевенного цеха, потом — жилой дом, а рядом с ним — небольшая скотобойня, и снова жилой дом или харчевня.