Наконец один из ютов — наверное, командир, поскольку у него была золоченая цепь на груди — зашевелился во сне, почувствовав, видимо, неладное. Покачиваясь, он поднялся на ноги, непротрезвевший и не до конца проснувшийся. Питер обхватил его сзади одной рукой, зажал горло другой, и нанес кинжалом удар в спину, но совсем немного опоздал. Ют успел выкрикнуть нечто нечленораздельное, но, увы, громко.
Этот крик прозвучал, словно сработавшая сигнализация. Тут и там раздавались крики ужаса. Питер и его крошечный отряд успел перерезать глотки десятку спящих. «Так пусть теперь и остальные познают страх!» Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз — заработал клинок Питера. Казалось, он сам находит цели, прокалывает глотки по своему выбору, пронзает сердца сам по себе, и для этого ему не нужна воля хозяина. Кровью залило руку Питера, грудь; забрызгало лицо. Он поскользнулся в луже крови, покатился по столу, уставленному едой и напитками, и снова принялся колоть и рубить, приканчивать полусонных ютов, ослепших от ужаса.
Снова послышались крики, на сей раз в них содержались какие-то слова, но Питер не понимал по-ютски, и для него они были лишены всякого смысла.
— Уходим! — крикнул Питер. Это было первое слово, произнесенное им с того мгновения, как отряд вошел в зал. Кей чуть помедлил, потом понял, что это приказ, и схватил за руку своего братца Бедивира. Они бросились к выходу, за ними — бард.
Но Анлодда не услышала приказа. Перехватив нож в левую руку, она вырвала из-за пояса убитого юта топор.
Развернулась к другому, уставилась на него, словно Лиззи Борден «Лиззи Борден (1860-1927) — американка, в 1892 г, обвинявшаяся в убийстве топором отца и мачехи. Суд ее оправдал, но молва считала виновной.», и подняла топор. Топор резко опустился, перебил позвоночник юта, погрузился в грудную клетку. Ее обезумевшие глаза не видели ничего, кроме крови, — вылитый призрак Банко из «Макбета», мстящей за все кровавые злодеяния ютов, римлян, саксов, а может, и бриттов.
Корс Кант был уже на полпути к двери, когда понял, что девушки нет рядом с ним. Он остановился на бегу, оступился, упал на колено в лужу крови, встал и метнулся назад, к возлюбленной… Обхватив за талию, юноша потащил ее назад.
Анлодда согнула руку в локте и заехала юноше в лицо. Корс Кант упал на спину. Девушка развернулась, ослепленная яростью берсекера, и взметнула руку с зажатым в ней клинком. Корс Кант лежал, не шевелясь, запрокинув голову.
Питер остолбенел. Он находился слишком далеко, чтобы помешать Анлодде. Он понимал, что может произойти в следующее мгновение. Девица потеряла рассудок от вида крови, она не видела перед собой никого и ничего, кроме врагов. Питеру приходилось наблюдать такое. Такое он видел в Ольстере среди бойцов своего отряда, а еще — в глазах Анлодды в ту ночь, в покоях Dux Bellorum.
«Принцесса! — крикнул Питер сдавленно. — Не убивай его, ради Сына Вдовы!» Девушка шумно выдохнула. Волшебные слова охладили ее разбушевавшуюся кровь. На миг она растерялась, потом тряхнула головой и, очнувшись, поняла, где она и кто перед ней. Словно освободившись от пут связавшего его по рукам и ногам заклинания, Питер бросился к Анлодде, схватил ее за руку, оттащил от барда. Их спас полумрак, царивший в зале, и то, что юты были все еще пьяны вдребезги. Многие так до сих пор и не проснулись, а те, что проснулись, протирали глаза, не понимая, что происходит.
Питер погнал Анлодду и Корса Канта к двери, где их в нетерпении поджидали Кей и Бедевир, плечом толкнул тяжелую створку.
Выбежав из зала, они помчались по внутреннему двору. Юты не выбежали за ними сразу же, и потому не заметили, где скрылись злоумышленники.
«Принцесса? Принцесса Анлодда?» — Питер схватил Анлодду за руку, принудил остановиться.
— Где? — выкрикнул он, тяжело дыша. «Откуда у меня взялось это слово — „принцесса“. Где я его взял?» — вот что хотел спросить Питер.
— В тюрьме! — как бы отвечая на его вопрос, выкрикнула Анлодда, тяжело дыша. — Там наверняка держат моего отца. Вместе с теми защитниками Харлека, что еще живы! — Она резко свернула влево, к пристроенному крылу, нырнула под арку. Промчалась по проходу, развернулась и наткнулась на запертую дверь. Кей и Бедивир догнали девушку, принялись вместе толкать дверь. Наконец под их общими усилиями дверь поддалась и открылась.
За дверью оказалось помещение явно более древнее, чем остальные постройки в крепости. Тут римским даже не пахло — стены были сложены без строительного раствора, неоштукатурены. Ни мозаики, ни красок — голые камни.
— Разве юты могли оставить хоть кого-то в живых? — с сомнением в голосе проговорил Питер.
— Конечно, — кивнул Кей. — За них могут дать выкуп, который не сравнится со всеми сокровищами, что юты найдут в крепости. Ведь у каждого из пленников есть семья, а каждая семья готова дорого заплатить за возвращение домой отца, сына или брата.
Посредине комнаты чернела дыра. Вниз, в непроницаемый мрак, уводили ступени — каменная лестница без перил.
Анлодда сунула за пояс отобранный у убитого юта топорик и вприпрыжку побежала вниз по ступеням. Обернувшись на бегу, она крикнула остальным:
— Идите за мной, если только не желаете остаться и беседовать об Аристотеле со всеми ютами на свете! А я не сомневаюсь — сейчас они обшаривают дворец, комнату за комнатой, в поисках злодеев!
Глава 15
Корс Кант, прыгая через пять ступенек, последовал за Анлоддой. Она бежала быстро, бард с трудом различал впереди ее силуэт. Через некоторое время ступени стали уже. Бард задевал плечом стену. Он поскользнулся, сильно наклонился влево, но удержал равновесие и дальше пошел медленнее и осторожнее.
Чья-то рука легла на его плечо.
— Потише, парень, — прошептал Кей. — Мы же не знаем, куда она нас ведет и что там внизу.
— Там внизу… Анлодда, — выдохнул Корс Кант.
— Ну и много будет проку, если ты кувыркнешься через голову! Ступай осторожнее, тут все такое древнее — того и гляди рассыплется!
Корс Кант прижался боком к холодной шершавой стене и пошел дальше, представляя себя Орфеем, спускающимся в подземное царство. Мерзкий запах ударил ему в ноздри — запах затхлости и гниения. Плакала какая-то женщина — но не Анлодда.
Бард сделал следующий шаг и наступил на чудовищно огромную крысу. Крыса взвизгнула и куснула его за лодыжку. Корс Кант закрыл рот ладонью, чтобы не крикнуть. Крыса выскользнула из-под его подошвы, а нога Корса Канта повисла над бездной. В страхе юноша попытался схватить за руку Кея, но промахнулся, соскользнул со ступеньки, пребольно оцарапав ногу, и полетел кувырком.
Крик Анлодды: «Корс!» был последним, что он услышал.
Корс Кант очнулся и открыл глаза. Он лежал на груде гниющего тряпья, не помня и не понимая, как здесь оказался. Голова кружилась. Он осознавал, что прошло какое-то время. Он лежал, не шевелясь, и ждал, что вспомнит, что случилось. Как он оказался здесь, в этой промозглой темнице? И вообще — кто он такой?
Как только он задал себе этот вопрос, явился ответ:
«Корс Кант, бард, Харлек, юты!» Но в следующее мгновение у него дико заболела голова, будто череп ему раскроили.
Боль пульсировала, юноше казалось, что в следующее мгновение он умрет, но прошло какое-то время, и боль мало-помалу отступила. Он сжал голову в ладонях, тяжело дыша.
Отдышавшись, Корс Кант попытался сесть. Спина его заскользила по холодному влажному камню. Он молчал и слушал, как его учил Мирддин: шуршание крыс в углу, жужжание мухи. Стук собственного сердца. Он был тут совсем один, и это было страшно.
Нога затекла. Как она говорила? «Выстроен на руинах, которые еще древнее, чем сама крепость?» Корс Кант поежился от мертвящего холода, протянул руку и нащупал в нарукавном кармане коробочку с углями и огарок свечи.
«Но где же Анлодда, Ланселот, Кей? Почему они не идут мне на помощь?» Странный ответ заставил юношу содрогнуться: «Потому что не могут. Потому что нет другого пути вниз, кроме того, которым сюда угодил я».
Дрожь не отпускала барда, однако он все же ухитрился выбить искру и зажечь огарок свечи. Как только свечка загорелась, он осмотрел темницу. В комнатушке когда-то был сводчатый потолок, но теперь своды обрушились. Стены прятались во мраке, и Корс Кант не мог разглядеть ведущей в подземелье лестницы. Он попытался встать, но боль ударила с новой силой, и юноша снова повалился на груду тряпья. Вдобавок у него сильно заболела спина. Боль была противная, напоминала диссонирующий аккорд.