— На кой ляд мне местная, — досадливо перебил Ефимов. — Мне нужно что-то узнать о тех подпольщиках, которые потом разъехались по всей России.
— Мы могли бы попробовать, — Лариса попыталась приблизиться к цели своего визита.
— Кто это мы? — настороженно спросил Ефимов.
— Мы — это члены школьного исторического кружка. Точнее, бывшего, поскольку школу мы кончили, и наш учитель тоже...
— Что, тоже школу кончил? — с недоверием саркастически заметил Ефимов.
— Нет, он ушел. Он ушел как раз в тот журнал, куда вы написали. Понимаете? — заторопилась девушка. — И поскольку журнал не может, мы и хотим вам помочь. Попробуем в архивах, в библиотеках найти какие-то следы. Поэтому если вы дадите нам исходные данные...
— Не дам, — отрезал старичок.
— Но почему? Вы же сами хотели...
— Вот именно, — отрубил Ефимов. — Хотел. Сам. Сам.
— Мы только попробуем помочь.
— Знаем мы эту помощь. Материал у меня заберете, а потом, как Шваркин, пропечатаете...
Старичок вновь начал наливаться праведным гневом на неизвестного Шваркина.
— А кто такой Шваркин? — не выдержала Лариса.
Оказалось, что Шваркин — доцент из областного пединститута. Когда он еще был молодым аспирантом, то дружил с Ефимовым. Материалы по истории зауральского подполья за двумя подписями регулярно появлялись на страницах областной печати. Однако когда Шваркин стал обладателем научного звания, он стал публиковаться только за своей подписью.
— Но пишет он статьи сам? — осторожно осведомилась Лариса.
— Сам-то сам, — взорвался старичок, — но материалы-то мои!
— Ну, например?
— Например, что стачка заводских рабочих в девятьсот пятом году продолжалась двадцать три дня. Это я установил по архивам, а он — пишет.
— Так что же он другое может писать? — удивилась гостья. — Если стачка была двадцать три дня, так он не может же написать двадцать пять дней или двадцать.
— Все равно не имеет права, — не утихомиривался старик.
— Это неправильно, — решительно возразила Лариса. — Вы сделали открытие, приоритет ваш, никто его, наверное, и не оспаривает, но раз уж вы ввели в оборот новые исторические данные, ими могут пользоваться все.
Старик обиженно посопел, потом сказал:
— Все равно свои новые материалы я ему не дам. А материалы интересные. Понимаете, оказывается, на железнодорожной станции с девятьсот десятого года была отдельная подпольная организация. Небольшая, всего семь человек. И неожиданно их в одночасье схватили. Почти наверняка, как явствует из записки, что я вам послал, из-за предательства. И есть очень серьезное свидетельство о том, кто был предателем...
Старичок, было увлекшийся рассказом, вдруг снова настороженно посмотрел на девушку:
— Так не будете публиковать?
— Честное слово, нет, — сказала Лариса пылко.
Ефимов удивленно уставился на нее:
— А тогда зачем вам это вообще нужно?
Она замялась, не зная, как объяснить.
— Мы изучаем историю, понимаете? А чтобы глубже ее узнать, надо вот и раскапывать такие частности. Тогда и все в целом понятней становится.
Старичок с сомнением покачал головой:
— История — на то она и история, чтоб о ней все знали. А если не публиковать, то как же?
— Знаете что, — решилась Лариса, — давайте договоримся так: если мы напишем про это, то обязательно укажем, что честь открытия принадлежит вам. Идет?
— Это другое дело! — согласился Ефимов. — Это будет по справедливости. А не то что Шваркин...
Он с трудом подавил начавшие было снова бурлить чувства и сказал:
— Уговорила. Где тут у меня год одна тысяча девятьсот двенадцатый?
Кряхтя, Ефимов полез в тумбочку и достал оттуда тоненькую красную папку-скоросшиватель, положил ее на стол и со значением хлопнул по ней рукой:
— Досье.
— Здорово! — восхитилась Лариса.
— А как же! — самодовольно сказал Ефимов. — У меня на каждый год заведено. Правда, на двенадцатый маловато, но на то причина — после девятьсот пятого, когда многих поарестовали, организации практически не было до восьмого года, когда снова кружки в разных местах стали образовываться. Однако документов той поры почти нет. Подпольщики ведь протоколов не вели. В двенадцатом у нас в Зауральске снова пошли забастовки, но это больше на судостроительном да на канатной фабрике. А что на станции была своя ячейка, я хоть и знал по воспоминаниям, но документов не было. Вот только недавно в областном архиве дела судебной палаты начал разбирать (я им на общественных началах помогаю) да и наткнулся на обвинительный акт. Очень интересный, и я, конечно, его переписал...